"Карел Ванек. Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны (Окончание)" - читать интересную книгу автора

приятна. Говорят, что смерть от руки своего господина сладка. В отрывном
календаре, господин поручик, я как-то раз прочел об этом рассказ, очень
трогательный и интересный! Во Франции жил один маркиз, и у него был
старый камердинер; и когда там началась революция и крестьяне всюду стали
громить имения, этот маркиз по ошибке застрелил своего камердинера. И
когда камердинер уже кончался и маркиз хотел послать за доктором,
камердинер сказал: "Не надо посылать, ваше сиятельство; я умираю охотно.
Разве, когда, вы угодили мне в пах и я взвыл от боли, вы не воскликнули:
"Боже мой! Это ты, Жозеф? Прости меня" Это меня вполне удовлетворяет". И
он умер, совсем умер. Так что дозвольте доложить, господин поручик,
теперь вы можете меня заколоть!
Швейк расстегнул две пуговицы своей куртки, отступил на шаг и
продекламировал:

Пронзи холодной сталью грудь мою,
Чтобы потух огонь в моей груди...

- Швейк, болван, скотина, неужели мне из-за вас сойти с ума?
Иисус-Мария, ведь мне же придется самому застрелиться из-за вашего
идиотства, - простонал бедный поручик, хватаясь за голову.- О, мои нервы,
мои нервы!..
- Нет, этого вы не делайте, - резонно заметил Швейк, застегивал
куртку,- так как это было бы, дозвольте доложить, господин поручик,
большой глупостью. Потому что, если вас застрелят русские, то Австрии
ваша смерть обойдется дешевле. В противном: случае казне придется терпеть
убыток, потому что патроны в револьвере ведь тоже чего-нибудь да стоят. А
знаете, господин поручик, стихи про холодную сталь и огонь из оперетки на
Виноградах; это там такие вещи ставят. И публика там внимательно следит
за всем и принимает участие в игре. Раз как-то давали там одну вещь, под
названием "Король Венцеслав и палач"; и вот, дозвольте доложить, король
сидел в Кундратицком королевском замке, пил вино и все повторял: "Божьи
громы, божьи громы!" А один из приближенных всыпал ему в кубок яду, чтобы
избавиться от него; король-то хотел было уже выпить и поднял бокал, а
одна старушка на галерке испугалась, да как закричит: "Не пей, батюшка,
не пей, отравишься!" А в другой раз опять...
Поручик Лукаш заткнул уши, свирепо взглянул на Швейка, выкатив глаза
так, что они налились кровью, пнул совершенно обалдевшего Балоуна ногой и
обратился к старшему писарю Ванеку:
- Балоуиа трое суток подвязывать на два часа. Передайте это его
взводному. Ведь не приходится же сомневаться в том, что это он сожрал
колбасу?
И, не ожидая ответа, он пулей вылетел со двора. Швейк долго глядел
ему вслед своими добродушными, голубыми, как незабудки, глазами. А когда
затихло бряцание сабли по ступенькам лестницы, он повернулся к
огорошенному Балоуну:
- Видишь, идиот, какую ты кашу заварил? Ведь еще немножко, и тебя
повесили бы, как сукина сына! Вот я тебе уже во второй раз спасаю жизнь,
но только уж. больше я этого никогда не сделаю, клянусь всеми святыми.
Разве ж порядочный солдат станет есть офицерскую колбасу? Если бы об этом
узнало его апостольское величество, наш император, то что он о нашем