"Мика Валтари. Императорский всадник ("Императорский всадник" #1) " - читать интересную книгу автора

единственным сыном своего отца; все стали оживленно обсуждать этот вопрос, и
тут же выяснилось, что еще четверо из нас тоже единственные сыновья (данное
обстоятельство, возможно, как раз и объясняло наше безрассудное поведение).
У шестого были только сестры, а самый молодой, Каризий, грустно сказал, что
его младший брат заика и вообще страдает от множества недугов.
Когда Барб увидел, что мои товарищи все больше наседают на меня и что
мне скорее всего не отвертеться от похода в львиную пещеру, он сделал
порядочный глоток вина из своего кувшина, хриплым голосом воззвал к
Геркулесу и заверил, что любит меня сильнее собственного сына, совершенно,
по всей вероятности, забыв о том, что у него ни когда не было детей.
Конечно, говорил Барб, он вовсе не собирался вмешиваться, однако же совесть
старого легионера гонит его вниз и вынуждает выкурить льва из логова. Если
же это будет стоить Барбу жизни, что вполне вероятно, ибо он плохо видит и у
него болят ноги, то старый вояка просит лишь, чтобы я позаботился о
достойном погребальном костре да произнес траурную речь, дабы все узнали о
его многочисленных славных подвигах. Впрочем, своей смертью он намеревается
доказать, что все, что он рассказывал мне за эти годы о своей храбрости, -
это чистая правда.
Когда Барб с копьем в руках и в самом деле сполз со скалы вниз, сердце
мое сжалось, и мы с ним обнялись и даже прослезились. Разумеется, я не мог
допустить, чтобы он, пожилой человек, пожертвовал жизнью ради меня и моих
сумасбродств; а потом я попросил Барба передать моему отцу, что его сын, не
принеся ему ничего, кроме многочисленных несчастий, погиб так, как подобает
настоящему мужчине. Да, добавил я, ухожу я навсегда, причем, хотя и без
злого умысла, опозорив доброе имя отца.
Барб протянул мне кувшин и велел отхлебнуть из него, ибо по его словам,
если в тебе бултыхается немного вина, ты не ощущаешь никакой боли. Итак, я
выпил вина и заставил своих товарищей поклясться, что они будут правильно
держать сеть и ни за что на свете не бросят ее. Затем я обеими руками сжал
копье и стал красться по львиной тропе через ущелье. До моих ушей доносился
звериный храп, и вскоре я увидел хищника, растянувшегося в пещере. Я без
долгих раздумий наугад ткнул льва копьем, услышал его рычание, в свою
очередь сам громко заорал и опрометью ринулся прочь. Спустя несколько
мгновений я запутался в сети, которую мои товарищи в спешке растянули
поперек тропы, не дождавшись, пока я вернусь.
Я все еще отчаянно барахтался, пытаясь обрести свободу, когда из
пещеры, хромая и скуля показался лев; оторопев, он застыл у выхода и
уставился на меня. Хищник казался таким огромным и свирепым, что мои
спутники, не выдержав, бросили сеть и разбежались. Укротитель зверей
выкрикивал им вслед разные советы и вопил, что мы должны немедленно опутать
льва сетью, иначе он привыкнет к дневному свету и станет очень опасным.
Барб же громогласно призывал меня сохранять присутствие духа и не
забывать, что я римлянин из рода Манилиев. Если дело примет совсем уж
скверный оборот, заверял ветеран, то он, мол, спрыгнет со скалы и убьет льва
своим мечом, но прежде я должен попытаться поймать его живьем. Я не знал,
какая из этих двух возможностей более достойная меня, но, хвала богам, мне
наконец удалось выпутаться из сети, брошенной моими товарищами. Их трусость
привела меня в бешенство. Сжимая сеть в руках, я повернулся и посмотрел льву
в глаза. Он ответил взглядом, полным одновременно величия, печали и обиды, а
затем, приподняв кровоточащую заднюю лапу, тихо и жалобно заворчал. Я