"Мика Валтари. Турмс бессмертный " - читать интересную книгу автораиз Фокеи стал властелином всех морей!
Корабельного бога он не тронул; наоборот, принеся ему жертву, Дионисий взмолился: - Помоги мне, бог финикийцев! Кто бы ты ни был - защити нас! На судне он оставил все как было, а финикийские щиты распределил между пятидесятивесельными судами. На носу корабля он приказал нарисовать два больших глаза, чтобы ненароком не сбиться с пути в незнакомых водах. Вечером море вокруг нас опустело, но Дионисий по-прежнему опасался подходить к берегу и велел своим судам держаться ближе друг к другу - так, чтобы слышать удары весел. Гребцов он менял очень часто. Со всех сторон раздавались жалобы и стоны раненых. Никаких целебных снадобий у нас не было, так что лечение во всех случаях оказывалось незатейливым: примочки из морской воды и размягченная смола на раны. Сам Дионисий получил множество ушибов, а Дориэй - страшный удар веслом по голове; шлем в этом месте расплющился, и Дориэй, снимая его, охал от боли, потому что к металлу прилип кусочек его кожи с волосами. Но затем он мужественно смеялся и говорил, что нуждается в помощи не лекаря, а кузнеца. Той печальной ночью, видя вокруг себя столько страданий, я стыдился того, что остался цел, и слезы катились из моих глаз. Я плакал впервые с тех пор, как Гераклит* [Гераклит из Эфеса (ок. 554-483 гг. до н. э.) - греческий философ, первооснову мира видел в постоянном движении и изменениях; был противником демократов, поддерживавших антиперсидское ионийское восстание.] выгнал меня из дома, назвав неблагодарным. Гераклит не мог смириться с тем, что я вместе со всеми исполнял танец свободы и помогал жителям Эфеса в выдворении Гермадора. по моим щекам, он удивленно спросил: - Почему ты плачешь, Турмс, - человек, который смеялся во время боя, когда смерть косила вокруг людей? - Прости мне мои слезы, - ответил я Дионисию. - Я и сам не знаю, отчего они льются. Наверное, не оттого, что ионийцы проиграли сражение. И себя мне не жаль. Но как мне не плакать, вспоминая о пропитанном благовониями воздухе, о восковой табличке с палочкой для письма и о насмешливой мудрости, которая царила в доме моего учителя! Это он открыл мне, что самый долгий путь человек совершает в себе самом и никому не дано узнать свой предел. Вот почему я плачу. Я прижал его большую ладонь к своей щеке и продолжал навзрыд: - Однажды Диана кинула мне яблоко, на котором было вырезано ее имя. И это яблоко было для меня дороже всей мудрости моего учителя. Из-за него кружился я в танце свободы. Из-за него подбросил горящий факел в храм Кибелы в Сардах. А теперь я проливаю слезы, не в силах вспомнить лицо Дианы. Поистине нет ничего постоянного, каждое мгновение все изменяется. Меняюсь и я. Все - даже земля и вода - возникло из пламени и в пламя же возвратится. Сам бог - это ночь и день, зима и лето, голод и сытость... Поэтому и он изменчив, как тлеющие благовония. С каждым новым запахом он обретает новое имя. Коснувшись моего лба, Дионисий озабоченно спросил: - Тебя случайно не ранили в голову? Встав лицом к ветру, он смочил слюной указательный палец и подержал его в воздухе, затем прислушался к журчанию воды за кормой, всмотрелся в |
|
|