"Мика Валтари. Черный ангел " - читать интересную книгу автора

неправильно, человек чувствует сердцем. Это знал еще Сократ. Но ты
язвителен, как Пилат, который спрашивал, что есть истина.
- О Боже! - вскричал я. - Женщина, ты хочешь учить меня философии? Ты
действительно гречанка!
От страха и напряжения она разрыдалась. Я дал ей выплакаться, чтобы
она успокоилась: она была так напугана, что все время дрожала - несмотря на
царившее в храме тепло и свой бесценный меховой плащ. Она пришла - и
оплакивала меня и себя саму. Нужно ли лучшее доказательство того, что я
взволновал ее душу, - также, как она, подобно землетрясению, раскидала
глыбы, закрывавшие доступ в глубины моего сердца?
Наконец я положил руку ей на плечо и сказал:
- Все ценности на земле ничтожны. Жизнь, наука, философия, даже
вера... Все лишь вспыхивает, ярко горит несколько мгновений, а потом
гаснет. Давай смотреть на вещи как двое взрослых людей, которые чудом нашли
друг друга и могут честно разговаривать между собой. Я спешил сюда не для
того, чтобы с тобой спорить.
- А для чего? - спросила она.
- Я люблю тебя! - выдохнул я.
- Хоть и не знаешь, кто я, хоть видел меня один-единственный раз? -
проговорила она.
Я пожал плечами. Что я мог на это ответить? Она опустила глаза, снова
задрожала и прошептала:
- Я совсем не была уверена, что ты придешь.
- О милая моя! - воскликнул я, ибо никогда не слышал ни от одной
женщины более прекрасного признания в любви. И еще раз понял, как
бесконечно мало способен человек выразить словами. А ведь люди, даже мудрые
и ученые, считают, что могут объяснить сущность Бога.
Я протянул ей руки. Без малейших колебаний она позволила мне завладеть
ее холодными ладонями. Ее пальцы были тонкими и сильными, но это были руки,
которые никогда не знали никакой работы. Мы долго стояли, держась за руки и
глядя друг на друга. Слова нам были не нужны. Ее печальные карие глаза
рассматривали мой лоб, волосы щеки, подбородок, шею, словно охваченная
ненасытным любопытством, она хотела запечатлеть в своей памяти каждую
черточку моего лица. Кожа моя была обветренной, щеки запали от постов,
уголки губ опустились от разочарований, а размышления избороздили морщинами
лоб. Но я не стыдился своего вида. Мое лицо было подобно восковой табличке,
на которую жизнь твердой палочкой нанесла свои письмена. И я с радостью
позволил этой женщине читать их.
- Я хочу знать о тебе все, - проговорила она, сжимая мои жесткие
пальцы. - Ты бреешься. Это делает тебя странным, ты внушаешь страх, как
католический священник. Ты - ученый муж или еще и воин?
- Судьба забрасывала меня из страны в страну, от нищеты к богатству,
словно искру, подхваченную ветром, - ответил я. - А еще я путешествовал по
вершинам и глубинам своей души. Изучал философию с ее идеализмом и
материализмом, штудировал сочинения древних авторов. Устав от слов, я
обозначал понятия цифрами и буквами, как Раймонд. Но ясности так и не
достиг. И потому избрал крест и меч.
Немного помолчав, я продолжил:
- Какое-то время я был и купцом. Научился двойному счету, который
делает богатство лишь видимостью. В наши дни богатство стало только