"Мика Валтари. Черный ангел " - читать интересную книгу автора

наши, смилуйся надо мной. Смилуйся над моими сомнениями и моим неверием, от
которых не смогли избавить меня ни Твое святое Слово, ни сочинения отцов
церкви, ни рассуждения всех светских философов. По воле Своей вел Ты меня
по миру и дал мне вкусить всех Твоих даров, мудрости и глупости, богатства
и нищеты, власти и рабства, страсти и равнодушия, желания и отречения, пера
и меча, но ничто не способно было исцелить мою душу. Ты ввергал меня в
бездны отчаяния, гнал, как безжалостный охотник, преследующий слабеющую
дичь, - пока у меня, охваченного чувством вины, не осталось иного выхода,
как только отдать жизнь во славу Твою. Но даже этой жертвы Ты не пожелал от
меня принять. Так чего же Ты хочешь от меня, великий и непостижимый Боже?"
Но прошептав эту молитву, я почувствовал, что это говорила лишь моя
несмиренная гордыня, - и устыдился я, и снова начал молиться в глубине
сердца своего:
"Отче наш, иже еси, смилуйся надо мной. Прости мне грехи мои - не по
моим заслугам, но по Твоему милосердию - и освободи меня от груза моей
ужасной вины, пока бремя это меня не раздавило".
А помолившись, я снова стал холоден, как камень, как кусок льда. Я
почувствовал, что тело мое наливается силой, а шея отказывается
сгибаться, - и впервые за многие годы ощутил радость бытия. Я любил - и
ждал, и все прошлое обратилось для меня в пепел, словно никогда раньше не
ждал я и не любил. Лишь как бледную тень помнил я еще девушку из Феррары,
которая украшала волосы жемчугами и бродила по саду философов с птичьей
клеткой из золотой проволоки на белой ладони - будто с фонарем, освещавшим
путь.
Позже я похоронил неизвестную покойницу, лицо которой обглодали лесные
лисы. А та девушка пришла, чтобы найти свою застежку от пояса. Я
присматривал за зачумленными в грязном бараке, поскольку бесконечные споры
о букве Священного Писания привели меня в отчаяние. Она тоже была в
отчаянии - эта прекрасная непостижимая девушка. Я снял с нее пропитавшееся
заразой платье и сжег его в печи торговца солью. Потом мы спали вместе и
согревали друг друга своими телами, хотя я считал, что этого не может быть.
Ведь она - принцесса, а я - лишь толмач при папской канцелярии. С тех пор
прошло пятнадцать лет. И теперь ничто во мне уже не дрогнуло, когда я
подумал о ней. Приходилось напрягать память, чтобы вспомнить хотя бы ее
имя. Беатриче. Принц обожал Данте и читал французские рыцарские романы. Он
велел казнить собственных сына и дочь за распутство, а сам тайно
сожительствовал с другой своей дочерью. Когда-то в Ферраре... Потому-то я и
нашел девушку из сада в чумном бараке.
Женщина, лицо которой было скрыто под вуалью, расшитой мелкими
жемчужинками, вошла в храм, приблизилась ко мне и встала рядом. Она была
почти одного роста со мной. Холод вынудил ее закутаться в подбитый мехом
плащ. Я почувствовал аромат гиацинтов. Она пришла, моя возлюбленная.
- Лицо, - взмолился я. - Покажи мне свое лицо, чтобы я поверил, что ты
существуешь.
- Я поступаю неправильно, - проговорила она. Женщина была страшно
бледной, в карих глазах застыл испуг.
- Что правильно, а что - нет? - спросил я. - Ведь наш мир доживает
последние дни. Разве имеет еще какое-нибудь значение то, что мы делаем?
- Ты - латинянин, - сказала она с укором. - Ты - из тех, кто ест
пресный хлеб. Так может рассуждать только франк. Что правильно, а что