"Казимир Валишевский. Царство женщин " - читать интересную книгу автора

отказал принцу Ангальт-Дессаускому, сватавшемуся за одну, под предлогом, что
мать принца слишком низкого происхождения. Говорили, что она была дочерью
аптекаря. Старшая, красивая, грациозная и скромная, по словам
современников - Мария Александровна с 1727 г. была невестой Петра Сапеги.
Она обожала своего жениха, что было вовсе не по душе Екатерине, которая все
отсрочивала свадьбу. Вдруг императрица решилась расстроить ее совсем и
выдать за Сапегу свою племянницу Скавронскую, вероятно надеясь, что та не
будет так же расположена к своему мужу. Сапега благодушно покорился, но
Меншиков ворчал, говорил о вознаграждении, которое ему обязаны дать, и
Рабутин подвернулся как раз кстати, указав ему этот проект, до которого сам
фаворит, несмотря на свое безграничное честолюбие, может быть и не додумался
бы. Во всякой другой стране проект сочли бы безумством; но ловкий дипломат
знал, с кем имеет дело. Девица Крамер получила 30 000 червонных, чтобы
расположить императрицу в пользу проекта,[40] и в марте 1727 г. по
Петербургу разнеслась весть, что Петр Алексеевич назначен по завещанию
Екатерины ее наследником, и что он женится на девице Меншиковой, а отец
последней по этому случаю получает от императора Карла VI грамоту на
владение герцогством Козель в Силезии с принятием в число владетельных
князей европейских.
Напрасно обе цесаревны бросились к ногам матери, умоляя не наносить
такого позора дому Романовых; Меншиков одержал верх, найдя сильную поддержку
во главе старой вельможной партии, Дмитрии Голицыне, не видевшем другого
средства возвести на престол сына Алексея. Можно себе представить ярость и
гнев Толстого, которому изменил его друг, и теперь грозили, наверное,
преследования. Он пытался оказать отчаянное сопротивление. Обманутый
Апраксиным, всегда малодушным, лишенный поддержки Ягужинского, которого
Меншиков благоразумно удалил под предлогом поручения в Польше, Толстой нашел
союзников только в лицах, имевших мало влияния: в Бутурлине и Девьере.[41]
Да и эти не сходились между собой. Девьер склонялся на сторону Анны
Петровны, походившей, по его словам, на отца, а Толстой предпочитал
Елизавету, потому что муж герцогини Голштинской, без сомнения смотрел на
Россию только как на ступень к шведскому престолу. Стокгольм еще сохранял
престиж в Петербурге! Никто не отваживался на решительный шаг у Екатерины.
Один сваливал поручение на другого. Прошли недели и месяцы в бездействии,
как вдруг 10 апреля 1727 г. Екатерина заболела. Уже 8 марта Лефорт писал на
своем варварском французском языке: "Царица, по-видимому, серьезно больна
опухолью в ногах, поднимающейся к бедрам и не предвещающей ничего хорошего.
Считают, что причина - злоупотребление спиртными напитками.[42]
Сила будущего тестя, будущего императора, зависевшая от его положения,
вполне проявилась по этому случаю так же, как полное ничтожество всех
правительственных учреждений, когда какое-нибудь из ряда вон выходящее
обстоятельство требовало их вмешательства. Меншиков вполне забрал Верховный
Совет в свои руки, и он творил его волю. Было решено считать Петра
Алексеевича несовершеннолетним до 16 лет, а регентом на это время быть его
тестю, хотя по праву управлять должен был Совет.
При совершеннолетии племянника, две цесаревны, Анна и Елизавета, должны
были получить каждая по 1 800 000 рублей и бриллианты матери, разделенные
поровну.
Толстой счел свое дело потерянным и притих. Но Меншикову были известны
все его прежние происки, и он воспользовался некоторыми необдуманными