"Аркадий Вайнер, Георгий Вайнер. Евангелие палача" - читать интересную книгу автораКакое у него лицо? Не помню. Не могу вспомнить. Может, у него не было лица?
Истопник адской котельной, какое у тебя лицо? Не помню. Осталось только в памяти, что был он белобрысый, длинный, изгибистый и весь сальный, как выдавленный из носа угорь. Он тихо сидел поначалу, извивался на конце стола. Потом стал подавать реплики. Потом сказал: "А вы знаете этот старый анекдот? "Почему даже истопники рассказывают только старые анекдоты? А бывают анекдоты когда-нибудь новыми? Свежими? Молодыми? Наверное, у анекдотов судьба, как у мужчин: чтобы состояться, стать, остаться анекдотом, надо выжить. Анекдоту, как мужику, как коньяку, нужен срок, выдержка. Анекдоты никуда не бывают такими, как вчерашняя девочка Люсинда. Она сидела рядом, прижимаясь к моему плечу, - молодая, загорелая, сладкая, хрустящая, как вафельная трубочка с кремом. Почему же ты, болван, не поехал ночевать к Люсинде? Почему не лег спать с нею? От ее кожи струятся легкие волны сухого жара. Она покусывает меня за плечи, за грудь - коротко, жадно, жарко, как ласка. Проклятый Истопник увел. Втерся за стол, как опытный стукач из КОНТОРЫ. Как агент мирового сионизма - незаметно, неотвратимо, навсегда. Потом разозлил, разволновал, навел на скандал, напоил водкой, виски, шампанским и пивом вперемешку, куда-то незаметно увел Люсинду, всех собутыльников согнал прочь и приволок в Лианозово - к одноглазому штукатуру, в блевотину, душную вонь комнатенки, безнадежность "Кармен", прелой кожи, копеечного мыла и селедки, в тяжелую давиловку раскаленных ляжек, на жуткое, казалось, навсегда забытое успение Великого Пахана. Асфальтовая чернота безвидной улицы стала медленно размываться неуверенной синевой. Тьма холодного воздуха становилась густо-фиолетовой, влажной, сочная сиреневость неспешно вымывала из ночи серость и угольный мрак. мороженого, опускались отвесно на стылую улицу. На меня, измученного. Зеленая падучая звезда, пронзительная, яростная, летела через улицу. Она летела мне навстречу. Прямо на меня. В нефтяном блике лобового стекла зашарпанной желтой "Волги". Такси. Спасительный корабль, присланный за мной на этот Марс, населенный тенями и одноглазым штукатуром. Новостройка обреченных. - Такси, такси! Ше-еф!! - заорал я истошно, выбегая на проезжую часть, и горло держал спазм, и лопалась от боли башка, и медленно плыла машина - будто страшный сон продолжался. - Стой! Я живой! Все погибли, я остался один... Я дергал ручку притормозившего такси, но дверь была заперта, и шофер разговаривал со мной, лишь приоткрыв окно. Может быть, он знал. что здесь все погибли, и принимал меня за привидение? Или боялся, что я ограблю его выручку, а самого убью? Не бойся, дурачок" Я уже давно никою не убиваю, мне это не нужно, и деньги я зарабатываю совсем подругому! Он бубнил что-то про конец смены, про не по пути, про то, что он не лошадь... Конечно, дурачок, ты не лошадь, это сразу видно. Ты ленивый осел. - Двойной тариф! - предложил я и решил: если он откажется, вышвырну его из машины, доеду на ней до центра и там брошу. Я не могу больше искать такси. Меня тошнит, болит голова, меня бьет дрожь, я без галстука и без кальсон. У меня тяжелое похмелье. Я вчера ужасно напился, а потом долго безрадостно трудился над толстозадым циклопом. У меня не осталось сил. Их у меня ровно столько, чтобы мгновенно всунуть руку в окошко и пережать этому ослу сонную артерию. Полежит маленько на снегу, не счищенном исчезнувшими татаро-монголами, и придет в себя. А я уже буду дома. - Поехали, - согласился он, избавив себя от неудобств и лишнего перепуга. Он бы ведь |
|
|