"Николай Вагнер. Ночные смены (Роман) " - читать интересную книгу автора

того ни с сего принимался выстругивать игрушечное ружье и потом дарил его,
отполированное, покрытое лаком, Алексею. Из мастерских он как-то принес
собственноручно сделанные жестяные вагончики и паровозик с тендером. Эти
игрушки запомнились навсегда; они были неповторимы, в них чудилась настоящая
жизнь. Однако в таких случаях отчим приговаривал: "Вот тебе ружье, а в
другой раз сделай сам". Или: "Получай поезд, но больше не жди, что тебе
поднесут такой же". И еще любил поговорку: "Своя воля, своя и доля". По его
мысли, безвольный и ленивый человек хуже тряпки. "Надо вырабатывать волю, -
наставлял он, - без воли в жизни пропадешь". И тут же рассказывал о своем
детстве, каким он был вначале хилым, беззащитным. Обижал его один драчун в
гимназии, и тогда отчим принял решение: заняться физкультурой, стать сильным
и отомстить обидчику. Два года он колол дрова всем соседям, выполнял
упражнения с гирями, изучал бокс. И побил, наконец, своего давнего врага.
Мускулатура у отчима действительно была завидная. В минуты доброго
расположения духа он закатывал рукава рубахи и демонстрировал свои бицепсы.
Каменные бугры мускулов возникали, когда отчим сжимал руки в локтях. Затем
начинался коронный номер. Отчим раскрывал увесистую опасную бритву и бросал
ее острием на бугры мускулов. К изумлению Алексея и Владимира, бритва
отскакивала от руки, не причинив ей никакого вреда.
Других примеров подобного общения с отчимом Алексей, пожалуй, не
помнит. Задушевность в их отношения так и не пришла. Отчим представлялся
таким же бесчувственным, как теперешний мастер Круглов. С одной лишь
разницей: отчим никогда не повышал голоса, а Круглов выходил из себя по
каждому пустяку и ненавидел тех, кого невзлюбил с первого раза. Так казалось
Алексею.
"Но не распускать же нюни, - подумал он. - Надо во что бы то ни стало
доказать мастеру, что не такой уж он, Алексей, слабак и не расклеится от
первой неудачи. Еще посмотрим, кто окажется сильнее в этой трудной жизни!..
И Толик Зубов тоже поймет это со временем. Надо быстрее гонять станок,
быстрее пропустить через него все эти штабеля деталей. Их ждет Костя-моряк,
снующий по надстройке своего многошпиндельного полуавтомата".
Костя договорился с мастером Кругловым - дать рекордную выработку,
просверлить стыки всех деталей и в пять утра уйти домой. У Кости больна
жена, и мастер пошел на такое исключение - разрешил. Круглов хорошо
относится к Косте, во всяком случае, со скрытым уважением. Да и невозможно
не уважать Костю. Алексею кажется, что тельняшка на нем трещит - так бешено
крутится он возле деталей, так жонглирует серебристыми колесами. Только
тяжко ухает его сверлилка, только обнажит на миг вьющиеся струйки сверл,
расположенных по кругу, - и снова вонзает их в стыки деталей.
Нет, Леха не подведет Костю и цех не подведет. Ему тоже не привыкать
ставить рекорды, и когда они в паре с Костей, все диву даются, как обрастают
серебряными пирамидами их станки. Все это сделали они, двухсотники, а теперь
уже и трехсотники, сделали столько, сколько не может сделать никто даже за
три смены. Здесь - самое узкое место завода, и они с Костей "расшивают" его
своими руками.
Гудит цех, стрекочут и взвизгивают станки, хлопочут неустанно возле них
люди в мертвенном свете ночных ламп. Алексей замечает Толика. С губы у него
свисает самокрутка. Толик кивает Алексею: пойдем перекурим. Алексей
отрицательно мотает головой и отворачивается к станку: не до Толика ему, да
и нет у него никакого желания курить и разговаривать с карманником. Толик