"Н.Н.Урванцев. Таймыр - край мой северный " - читать интересную книгу автора

ближайшей сопке посмотреть, нет ли где чума Ивана Горнока, который, по
уговору, должен был ждать нас здесь. Вижу - кучками бродят олени. Думаю: раз
есть стадо, где-то должен быть и чум.
Сопка, на которой стою, песчаная, вся изрыта песцовыми норами.
Потопаешь ногами - слышишь из-под земли глухой лай. Значит, есть выводки.
Дернулся к палатке и с "ветки" поставил под берегом сеть. После ужина и чая
пошли проверить. Увы! Какая-то рыбина порвала сеть, да так, что в дыру хоть
пролезай. Кое-как починили и сели на берегу караулить. Не прошло и четверти
часа, как поплавки завертелись, заныряли. Сел Бегичев в "ветку" и выхватил
из воды нельму с полпуда весом.
Вечером, когда мы еще не спали, приехал Горнок и привез тушу только что
убитого дикого оленя. Оказывается, он со стадом стоит в глубине тундры, а
олени, которых я видел по приезде, дикие. Бегичев был доволен - есть все: и
олени, и песцы, и рыба. Хороший может быть здесь промысел. Избу легко
поставить из плавника, на побережье его много. В основном это лес,
принесенный Енисеем в водополье и потом выброшенный на берег морским
прибоем.
Поехал на "ветке" осмотреть дельту. Кругом раскинулось мирное песчаное
пространство с массой мелководных проток, по которым и на "ветке" еле
пройдешь. На берегу одной такой потоки лег на песок отдохнуть. Слышу топот.
Дикий олень! Приподнялся - он кинулся от меня в протоку. Не плывет, а бежит,
так здесь мелко. Но судовой фарватер все же есть. Это та левая протока, на
берегу которой наш лагерь. Промеры ее показали, что она достаточно глубока -
десять метров и более. Вот только какие глубины на баре, при выходе реки в
море? Там видна песчаная коса, протянувшаяся далеко на северо-восток в море.
От нашего берега она отделена небольшой мелководной протокой. Промеры вдоль
восточного края косы, где, по нашему предположению должен находиться
фарватер, показали, что глубины здесь невелики - всего два-три метра.
Возможно, существует и более глубокий ход, но искать его нет времени.
Поставили на мысе, назвав его Входным, высокий столб - мачту из
плавника как опознавательный знак входа в реку. Распростились с Горноком и 2
августа, обогнув косу, вышли в море. Плывем поблизости от берега, чтобы были
видны выходы коренных пород, которые надо осматривать. Берег прямой, бухт
пока не попадается, поэтому на стоянках лодку приходилось разгружать и по
каткам вытаскивать подальше на берег: сильный ветер и прибой могут прийти
неожиданно. Плывем на веслах медленно, западные ветры тормозят движение.
Временами приходится останавливаться и пережидать непогоду.
Четвертого августа на стоянке ветер и прибой повредили лодку; виноваты
были мы сами. Пока грели чай, Пушкарев взял винтовку и пошел по берегу
посмотреть, нет ли оленей. Вскоре; прибежал назад с сенсационным сообщением:
вместо оленя он натолкнулся на белого медведя и, не решившись стрелять,
побежал звать нас. Взяв винтовки, Бегичев и я пошли по прибойной полосе,
скрываясь за уступом береговой террасы.
Вскоре действительно увидели медведя. Он спал. Мы смело пошли к нему,
впереди Бегичев. Метров за 50 медведь услышал шаги и поднялся. Каким же
громадным он показался мне тогда! Но Бегичев спокойно сел и, сидя, начал
стрелять. Тут и у нас смелости прибавилось. Конечно, медведь сразу же был
убит. Я удивлялся спокойствию Бегичева, однако уже позднее, в 30-х годах, во
время зимовки на Северной Земле убедился, что белый медведь - весьма мирный
зверь и первым никогда не нападает. Даже будучи раненным, он старается