"Н.Устрялов. Проблема прогресса" - читать интересную книгу автора

механизма и косных формально-логических абстракций. Непосредственно
улавливается беспредельная существенность потока.
Музыка, как некий идеально-реальный символ, - последнее слово натурализма
и первое слово онтологического мировосприятия. Своего рода "златая цепь",
связующая планы бытия. И, естественно, весь так называемый "прогресс"
может быть выражен в музыке, "переложен на музыку". Уяснен через
уподобление стихии музыки.
Музыкальная драма мира развертывается в длинном ряде актов. По замыслу и
масштабу своему она, естественно, сложнее, богаче и глубже симфоний
Бетховена, мистерий Вагнера. Но эти великие творения духа человеческого,
быть может, способны служить некоторым ее подобием, образом.
Можно ли говорить о "прогрессе" в отношении к музыкальному произведению?
Разве не все его акты и фразы осмысленны, оправданы, нужны - в
индивидуальной их качественности, в их плодотворном противоборстве, в их
общем нерасторжимом единстве? Разве целое не живет в своих частях и разве
части не живут целым, питаясь его энергией? Центр - всюду; в каждом
моменте - жизненное средоточие органической полноты. Иначе заключительный
аккорд мог бы с успехом заменить собою всю пьесу.
Идея, "идеал" музыкальной симфонии - не в ее финале, а в целокупности ее,
всеединстве. Ни одна ее деталь не выступает изолированно, все ее тоны и
аккорды сращены и взаимопроникнуты, все такты сочетаны в идеальном
внутреннем единстве. Восприятие мелодии слитно соединяет и перерабатывает
все ее последовательности, снимает раздельность звуков, вдвигаемых один в
другой. Отсюда утверждение, что в музыкальном времени нет прошлого.*)
Так и мировая история. Она тяготеет к идеалу, насыщена им, томится по нем
и воплощает его, но бесплодно искать его торжества в начале ее, середине
или в конце. Он всю ее проникает собою, он - везде и во всем, он - в ее
логике, в ее динамике, диалектике, в ее нарастающих и спадающих ритмах.
Из этого не следует, что все моменты исторической симфонии одинаково
интенсивно и полно отражают в себе всеединство. Существует иерархия
моментов, не нарушающая их формальной равнокачественности, неповторимой
значимости каждого из них. Различна мера их приближения к совершенной
полноте, степень раскрытия и неустранимого умаления в них безусловного
бытия. В идеальном всеединстве обителей много. И в малой капле отражается
солнце. Но малая капля от этого не становится океаном, как и океан, в свою
очередь, никогда не заменит своими бликами живых солнечных лучей.**)
Каждый исторический момент заряжен своим идеальным смыслом, своим аспектом
идеала, носит в себе свою "обитель". В эмпирической своей данности он
может и отклоняться от своего идеального смысла, подобно тому, как и
композитор может же по слабости человеческой "испортить" то или другое
место симфонии, или музыкант - "провалить" ее исполнение в отдельной
части, а то и целиком. В этом то и козни живущего в мире зла, неразрывного
с мировою свободою, творческим тонусом творимой истории.
И ясно: если кроме эмпирического плана нет никакого другого, трагедия зла
неразрешима. Композитор ошибся - симфония испорчена. Музыкант сорвался -
концерт скомпрометирован. Трагедия неизбывна. История не удалась.
Только в другом плане, - идеальном по отношению к эмпирической наличности,
но, вместе с тем, наделенном реальностью высшего порядка, - преодолеваются
ошибки и срывы двусмысленной, хаотической, эмпирии. Композитор не смог
адекватно воплотить открывшуюся ему симфонию, - но "идея" ее реальна в