"Николай Васильевич Устрялов. Проблема прогресса" - читать интересную книгу автора

жизни лейт-мотив совершенной полноты всех качеств,
несказанного, превозмогающего избытка, как смысла и высшей
цели. Можно даже предположить, что есть условное, ограниченное
благо в тяжких испытаниях исторической судьбы, горестях и
бедах: они вскрывают иллюзорность преходящего благополучия,
сокрушают самодовольство отвлеченных начал и, обличая мираж
суетного лжепрогресса, обращают мысль к исканию нерушимой,
негибнущей жизни. Лишь в полноте бытия совершенство, и трагедия
мира есть в основе своей проклятие раздробленности,
раздельности, неотвратимой неполноты. Отсюда и страдание,
отсюда и тоска -- символы смысла в бессмыслице, залоги вечности
в потоке времен.
Так трагическое миросозерцание, увенчивающее позитивное
раздумье о природе и судьбах истории, усваивается в качестве
подчиненного момента и затем преодолевается иною,
транспозитивной картиною мира. Несравненное по яркости и силе
преодоление трагического сознания при глубочайшем уяснении его
относительной значимости дано, как известно, христианской
религией и философией в идее Голгофы. Другим великим религиям
также знакомы элементы аналогичной системы идей.*)

15.

Неумолимая логика темы завела ее, как видим, на вершины
последних проблем общего миросозерцания. Философия прогресса не
может ограничиться рамками социально-исторической тематики. Она
неизбежно перерастает в метасоциальную сферу.
Но как в ежедневной жизненной действительности, в зыбких
условиях текущих трудов и дней не бывает единогласия и
единомыслия среди людей, так -- еще в большей степени -- царит
разброд в царстве идей, идеологий, идеалов. Люди далеки от
заветного совершенства, смутно внятного лучшим из них. В массе
своей они косны, маловерны, самодовольны, бунтовщики. Их
сознание ограничено, истина в ее завершенности скрыта от них.
Да они и не слишком заботятся о ней: mundus vult decipi. Они
живут больше интересами, чем идеями, и если идеи правят миром,
то лишь "уплачивая дань наличного бытия не из себя, а из
страстей индивидуумов": в этом "лукавстве разума" Гегель, как
известно, усматривал характерную особенность исторического
процесса.
В мире страстей и желаний бывают лишь относительные,
дробные цели, лишь условные идеалы. В постоянных изменениях
психической среды непрерывно меняются и отношения людей к
действительности. Многовидность и богатство культур --
многовидность и богатство духовно-душевного состава их
носителей, их среды. Так называемые "переоценки ценностей"
означают революции душ; новые акты музыкальной драмы -- в новых
душах. Недаром философы ныне уделяют так много внимания
психологическим типам: "как часто душа человеческая бывает
непохожа сама на себя!" -- дивятся наивные наблюдатели.