"Николай Васильевич Устрялов. Проблема прогресса" - читать интересную книгу автора

В древности Гераклит, в новое время Ницше нашли
глубочайшее выражение чувству и сознанию этой неизбывной
трагичности жизни. Все мировые религии включают в себя моменты
трагического жизнечувствия, преодолевая их высшими своими
утверждениями. В комплексе религиозного сознания трагизм
становится не только свидетельством несовершенства эмпирической
жизни, но и залогом ее причастности совершенству, обетованием и
знаком ее осмысленности. Трагедия "возвышает душу": это отметил
еще Аристотель. В трагедии есть нечто искупительное, очищающее.
И образ ее -- красота:

Кто познал тоску земных явлений,
Тот познал явлений красоту.

Земные явления "тоскуют", ибо они эмпирически немощны,
распяты в пространстве и текучи во времени, но вместе с тем
внутренно насыщены Всеединством, носят в себе образ полноты и
совершенства. Отсюда -- идея Эроса в ее потрясающем
платоновском понимании.
Томление и тоска тварного мира, водомет смертной мысли,
жадно рвущейся к небу и фонтаном в брызгах свергающейся с
высоты, пучины антиномий и в жизни, и в сознании, яблоко Евы,
коршун Прометея, голубой цветок, синяя птица, -- разве это не
документы мировой трагедии, которую некоторые с досады или
отчаяния готовы называть комедией?
Но такова своеобразная логика нашего удивительного мира,
что и здесь неутолимая скорбь перемешана с неистощимой
радостью. Жизнь трагична, но и прекрасна. Недаром двойственна
природа Эроса, сына Пороса и Пении, обилия и скудости. Не будь
роковой ущербности человеческой природы, не было бы и высших
напряжений человеческого блаженства. Все наши земные радости
суть радости становления. В переменчивости и текучести, в том,
что "все проходит", -- не только порочность нашей жизни, но и
неизъяснимая ее прелесть для нас. И если даже прав Федоров и
"утраченные вернутся", восстановленные и переделанные властью
знания, все же для нашей, земной психологии -- "того мгновенья
жаль, что сгибло навсегда, его не воскресить"... Поэтому и не
доступна человеческому постижению райская вечность блаженного
совершенства, что не дано нам иначе, как "зерцалом в гадании",
проникнуть за пределы наличного мира, поврежденного в своих
первоисточниках, тронутого злом, поддающимся истреблению лишь
вместе с определяющими категориями эмпирической
действительности. Чем интенсивнее жизнь, тем глубже ее радость,
но и тем напряженнее неразлучное с нею томление духа. Ошибается
тот, кто судит о звуках небес по скучным песням земли, но
покуда живет земля, никому не отнять у нее ее песен...
Величайшие творения духа человеческого предстоят живыми
знаками расщепленности, трагичности мира и, вместе с тем,
сосудами красоты, чающей полноты совершенства. Сознание суеты и