"Владимир Дмитриевич Успенский. Тайный советник вождя " - читать интересную книгу автора

опасался в весеннем лесу?
Голова непокрытая и совершенно седая. Даже не седая: уцелевшие ещё
волосы успели не только побелеть, но и пожелтеть, особенно на висках, где
собственно и не волосы были, а редкий желтоватый пушок. Только брови
сохранили ещё тёмный цвет: кустистые брови с изломом выделялись на восковом,
в глубоких морщинах, лице, придавая ему хоть какую-то живинку. Он покойником
выглядел бы, если бы не эти тёмные брови да ещё глаза, глянувшие вдруг в мою
сторону. Блеснули они молодо, заинтересованно: любопытство и даже тревогу
увидел я в них, но взгляд тотчас погас, глаза словно остекленели, стали
деловито-равнодушными. Старик умел владеть собой. Когда поднялся мне
навстречу, на лице его была приятная, но все же казённо-заученная улыбка.
Роста он среднего. Если учесть, что годы давили на плечи, заставляя изрядно
сутулиться, то в расцвете сил он был, вероятно, не ниже ста семидесяти пяти
сантиметров - по себе прикидываю, - имел хорошую строевую выправку, которая
угадывалась в нем даже теперь.
Прямой, с едва заметной горбинкой, нос, горделивая посадка головы,
тонкие, длинные пальцы, манера держаться с чувством собственного
достоинства, никоим образом не унижавшим собеседника, - все это выдавало в
нем аристократа, получившего хорошее воспитание. Я сразу понял, что человек
этот благороден по сути своей, он не способен искать личную выгоду,
"выкручиваться" (ненавижу это мерзкое слово, выражающее столь же мерзкое
поведение). Такие, как он, до конца отстаивают то, что считают справедливым,
но никогда не унизятся до того, чтобы добиваться успеха беспринципно, любой
ценой, любыми средствами. Как он только уцелел в наше время, этот старик,
как прошёл сквозь страшные бури нашего жестокого века, которые ломали тех,
кто не гнулся?!
Ещё ни одного слова не было сказано между нами, а я уже проникся
уважением к Николаю Алексеевичу, хотя мысленно повторял себе, что нельзя
поддаваться первому ощущению. Пожал костлявую, невесомую и чуть
вздрагивающую руку:
- Рад вас видеть.
- Спасибо. И коль скоро инициатива принадлежит мне, позвольте сразу,
без разведки боем, перейти в наступление, - с улыбкой ответил он.
- Разведка, конечно, уже проведена? И агентурная, и войсковая?
- Безусловно, - кивнул Николай Алексеевич. - Подготовка была
тщательная... Суть в том, - понизил он голос, - что мне пришлось долгие
годы, очень долгие годы работать с Иосифом Виссарионовичем Сталиным. И не
просто работать. Мы были друзьями, я пользовался его полным доверием. Время
от времени делал заметки. Чаще всего очень короткие, о чем теперь сожалею.
Кое-что удалось вспомнить и записать в последние годы. Сохранились некоторые
документы, способные пролить свет... - было заметно, что старик волнуется,
ему не хватало воздуха. - Хотел взяться сам... Поздно... Силы не те... И
талант нужен...
Он умолк, стараясь справиться с дыханием. Молчал и я, вникая в
услышанное. Что это? Писательская удача, которая выпадает далеко не каждому?
Великое ли счастье для меня или, наоборот, то испытание, которое собьёт с
избранного творческого пути, уведёт в неизведанные, непролазные дебри?.. Но
я всегда руководствуюсь правилом: лучше пожалеть о сделанном, чем о
несделанном.
- Извините, мне трудно, - продолжал между тем Николай Алексеевич. -