"Владимир Дмитриевич Успенский. Бой местного значения " - читать интересную книгу автора

товарняка.
Начальник эшелона прошел вдоль вагонов, предупредил: отправление через
четыре часа, по надобности и за кипятком людей водить организованно... И тут
вдруг исчезли Попов и Охапкин. Ушли при полном снаряжении, с винтовками. У
меня и мысли не было, что они дезертировали. Может, угодили под поезд? Или
комендант их загреб?
Доложил комбату. Тот велел не поднимать шума. Подождем, может, еще
объявятся. Если начальство узнает, машина закрутится - не остановишь потом.
Они пришли незадолго до отправки. Оба веселые, довольные. Я распекал
их, трибуналом грозил, а они знай улыбаются.
- Где были?
- На Красной площади!
- Зачем?
- Посмотрели. Мавзолею Ленина поклонились, - объяснил Попов. - Ведь
Семен Семеныч впервые в Москве!
- Да, - подтвердил Охапкин. - Раньше меня через столицу в эшелонах
возили. По задворкам. А теперь своими глазами узрел. Причастился, можно
сказать...
- Что же вы у меня не спросились?
- Для чего? - искренне удивился Попов. - Вы бы все равно не пустили. У
вас и права такого нету. Но вы не сомневайтесь, товарищ лейтенант, мы бы вас
ни в коем случае не подвели. Мы точно все рассчитали...
Как умудрился политбоец миновать московские патрули, об этом он не
рассказывал. Хорошо, значит, знал город. Петя-химик впервые отозвался тогда
о нем с похвалой: "Ну, молодец, чего учудил! А я не догадался: деваха у меня
знакомая рядом с вокзалом. Успел бы забежать на часок!" Он так надоел мне
этой жалобой на свою нерасторопность, что я в сердцах послал его к черту.
Между прочим, эта история навела меня на такую мысль: Попов человек
грамотный, решительный, смекалистый, в бою побывал - вполне подходящая
кандидатура на командирскую должность. И когда мы прибыли на новое место, я
спросил у комбата, не требуются ли люди на курсы младших лейтенантов?
Капитан обещал узнать, а вскоре распорядился: давай двух человек.
Попов сразу сник, едва я заговорил об этом. Он бы с удовольствием, но
ведь его не возьмут. Он же белобилетник, у него сильное плоскостопие... Я
понял, почему он расстроился - не хотел упоминать о своей болезни, не хотел,
чтобы с него требовали меньше, чем с других. И я вспомнил, как ковылял он по
обледеневшей дороге, когда за день прошли мы сорок километров. Ковылял, но
не жаловался. А я-то думал, что политбоец стер ноги, и ворчал на него: пора,
мол, научиться портянки наматывать...
Отказался идти на курсы и Петя-химик. Он даже обиделся, решив, что я
нарочно хочу сжить его с этого света. Младший лейтенант в пехоте - до
первого боя. Или госпиталь, или вечный покой - так считал Петя. А он
специалист, он еще надеется вернуться на свою должность! Ему жить хочется!
Так и не нашлось у нас ни одного кандидата на курсы. Комбат выругал
меня и сказал:
- Прежде чем сыр-бор зажигать, думать надо. Это полезно всегда, а на
фронте - особенно.


3