"Лев Успенский. Шальмугровое яблоко (Сборник "Ф-72")" - читать интересную книгу автора

Но это самое "что-то" как раз и случилось в середине марта. Андрей
Коноплев бежал из клиники через случайно оставленное открытым окно (мыли
окна к весне), обставив свой побег с хитростью и предусмотрительностью,
которую все врачи расценили как лишнее доказательство его ненормальности и
которые каждому профану показались бы доказательством полного и
недюжинного разума беглеца. Он произвел в больнице ряд мелких краж, добыв
себе гражданское платье, некоторую сумму денег, и исчез. Были приняты все
возможные меры для его обнаружения, но они ни к чему не привели.
Почти два года продолжалось, как теперь ему стало ясно, его отсутствие
из этого мира. Мнения о нем были различными. Мария Бенедиктовна и мысли не
допускала о симуляции, о каком-либо обмане - она-то знала своего мужа.
Медицина и следственные органы тоже не считали вероятной такую
возможность: самый доскональный анализ кассовых дел "Ленэмальера" оставил
репутацию Коноплева незапятнанной.
Едва ли единственный человек в его окружении - Иван Саввич Муреев,
тогда еще интендант третьего ранга, старый друг Андрея Андреевича,
преуспевающий толстяк, принявший в делах осиротевшей семьи большое и
теплое участие - спасибо ему! - как-то все помаргивал, прищуривался, когда
речь заходила об исчезнувшем приятеле, разводил руками, сомневался: "Не
знаю, не знаю, Мария Бенедиктовна, ничего не могу утверждать... Сказать по
правде, я Андрюху всю жизнь считал полнейшим шляпой, а он - вон какую
штуку удрал!.. Не понимали, значит, его, недооценивали, а?! Человек-то он
оказался скрытный - кто его знает какой..."
Но Мария Бенедиктовна не обращала внимания на муреевские сомнения. Она
полагала, что... Впрочем, неважно, что она, женщина, об этом полагала.
Когда прошел год, потом время стало приближаться к полутора годам
отсутствия мужа, она и сама начала поглядывать на того же Ваню Муреева не
так, как прежде... Странное полувдовство это ее раздражало. А жизнь шла,
дни летели... Надо было что-то придумывать...
Вот почему, когда 12 января, почти через два года после его побега, в
прихожей старой коноплевской квартиры внезапно раздался звонок, давно уже
не слыханный, невозможный, но такой знакомый тройной звонок, Мария
Бенедиктовна, не помня как, добежала до двери и чуть не умерла дважды: за
секунду до того, как ее открыть, и через секунду после того, как она
распахнулась.
На лестнице, держа в руках чей-то завернутый в прокеросиненную бумагу
отремонтированный примус, странно, виновато улыбаясь, проводя, как после
крепкого сна, тыльной стороной ладони по глазам, стоял Андрей. Муж...
- М-м-м-м-арусенька! - проговорил он в следующий миг, роняя свой примус
и медленно опускаясь на пол перед дверью, точно становясь перед ней на
колени. - Мне что-то нехорошо... Но я пришел...
Профессор Бронзов и его соратники обследовали тогда Андрея Андреевича и
так и этак. Возможно, для науки их усилия дали что-то, но практически они
не привели ни к чему... Установить, где был почти два года Коноплев, чем
он существовал, что заставило его, выздоровев, вернуться восвояси, никак
не удалось ни им, ни следственным органам, которые, впрочем, определив
характерный случай психического заболевания, скоро перестали
интересоваться Коноплевым.
Придя в себя и окрепнув, Андрей Коноплев стал совершенно здоровым,
нормальным человеком. "Нормальным с некоторыми ограничениями", - сказал