"Лев Успенский. Шальмугровое яблоко (Сборник "Ф-72")" - читать интересную книгу автора

них. Не так ли?
Наконец, к чему эта недостойная комедия с шальмугрой? Кто-кто, но уж
вы-то просто обязаны знать, что это за растение, чем оно драгоценно и где
растет. Я отказываюсь понять, каким образом вы, вернувшись в Ленинград
столько времени назад, сумели сохранить в целости и свежем состоянии не
семена, а самые плоды калава. Тем не менее они у вас есть, а вы не можете
не знать, что каждое семя этого дерева - сокровище, которое ни один
частный человек и дня не имеет права держать в своих руках.
К большому моему огорчению, я сегодня же уезжаю в длительную
заграничную командировку, из которой вернусь не ранее осени. Иначе бы я уж
нашел время увидеть вас. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы срочно
известить о вашем существовании супругу (вдову?!) Виктора Михайловича:
она, конечно, поймает вас. Всемерно рекомендую вам как можно полнее и
тщательнее реабилитировать себя и в ее, и в наших глазах, иначе по
возвращении я буду вынужден вынести ваше дело на суд самой широкой
общественности, а это, как вы, конечно, понимаете, не сулит вам решительно
ничего хорошего.
Не считаю возможным "приветствовать" вас, пока не осведомлен о мотивах,
руководивших вами и заставивших вас столько времени скрывать от всех свое
возвращение.
Профессор А.Ребиков. 9.III.46".

Кашне Андрея Коноплева медленно, тем самым движением, каким
передвигаются пестрые змеи таинственной "римбы", сползло на пол и
свернулось у ножки кресла.
Не веря себе, он перечитал письмо во второй, потом в третий раз;
внимательно, словно ища следов подделки, подлога, осмотрел адрес, почтовые
штемпеля, попытался даже просквозить бумагу на лампу...
"Какой Виктор Михайлович?! Какая Калифорния?!"
Некоторое время он, не раздеваясь, посидел, довольно спокойно
размышляя.
Да, по-видимому, у него был тезка, двойник. И не какой-нибудь
таинственный, а самый обыкновенный: фамилия такая не слишком редкая.
Несомненно, где-то, когда-то должен был существовать второй Коноплев.
Трудность теперь заключалась не в том, чтобы _доказать_, что он, Андрей
Андреевич Коноплев, не мог быть участником каких-то там драматических
приключений в тропиках (разве "Калифорния" - тропики?), а в том, чтобы
объяснить, как и почему их двоих могли не только однажды спутать, но и
продолжать путать в течение достаточно длительного времени. Разные люди. С
разных точек зрения?
Все это, конечно, не было приятным, но тем не менее соображения эти
должны были как-то успокоить Коноплева. Все настолько нелепо, что,
несомненно, вся эта фантасмагория должна каким-то образом распутаться.
Распутаться помимо него самого.
Лоб Андрея Андреевича начал понемногу разглаживаться. И в эту секунду
глаза его внезапно вторично упали на строчку письма, которой при первом
прочтении он не придал значения. Просто не заметил ее. Про строчку насчет
заботливого отношения Виктора Михайловича к его, Коноплева, ранению...
Теперь он вдруг увидел ее и сразу весь посерел. В крайнем волнении,
пожалуй, в страхе он схватился рукой за подбородок: "Господи!"