"Лев Успенский. Шальмугровое яблоко (Сборник "Ф-72")" - читать интересную книгу автора

не произошел скандал между интендантом I ранга Муреевым и студентом
Георгием Стринсевским, Андрей Андреевич приехал домой не на троллейбусе, а
на семерке (он такие дни обычно запоминал как выпадающие из ряда). Все,
кроме этого, было как всегда.
В дороге он читал статью "Враги корейского народа" - в тот день она
была напечатана в "Правде". Морозило, и где-то там, за коленом канала
Круштейна, в вечерних мирных дымах маячили заводские судостроительные
краны. Деревья на бульваре с утра были покрыты инеем, и он не таял.
Ни одной клеточкой своего мозга не думая ни о каких "тайнах", Коноплев
поднялся до своей, обитой войлоком двери, открыл своим ключом квартиру и
вошел.
Дома никого не было, а на письменном столе его ждал средних размеров
серый конверт с официальным грифом. Андрей Андреевич вздрогнул.

АКАДЕМИЯ НАУК СССР
БОТАНИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ...

Он схватил конверт с нетерпением и страхом. Он сам не знал почему, но
почувствовал, что его ожидает что-то очень скверное... Почему? Потому!
Бросив взгляд на первые строки письма, он закрыл, потом опять открыл
глаза. Несообразное, нелепое, чудовищное снова волной, закипая пенным
гребнем, надвинулось на него...
"Гражданин Коноплев, - писал к нему кто-то, преисполненный гнева и
презрения, - гражданин Коноплев! Если уж вы каким-то чудом спаслись и,
несмотря ни на что, остались в живых, то по меньшей мере странно, что вы,
зная все, столько лет не подавали о себе никаких известий. Чем прикажете
объяснить это, мягко говоря, странное молчание?
В первый миг мне пришло было в голову, что вы, возможно, _только
сейчас_ вернулись оттуда благодаря разыгравшимся _там_ осенью событиям.
Однако простой звонок на место вашей работы показал мне, что вы
существуете здесь, в Ленинграде, еще с довоенного времени. У меня не
находится слов, чтобы выразить вам мое негодование. Неужели вы сами не
понимаете, какой чудовищной жестокостью по отношению к семьям погибших у
вас на глазах товарищей является ваше молчание? Какое право имели вы не
сообщить немедленно же по прибытии, каков был конец Виктора Михайловича?
Что сталось с Бернштейном, Кругловым и работниками второй группы?
Для вас никак не могло быть секретом, что последние сведения, которые
мы имели с острова Калифорния, содержались в том самом письме Виктора
Михайловича, где этот благороднейший человек дает столь заботливое и
подробное описание вашего ранения щиколотки ("вероятно, образуется
звездообразный шрам"). С того дня на всю трагедию легла завеса
совершенного молчания. Так как же вы имели жестокость не прорвать ее в
течение чуть ли не десятилетия вашего пребывания здесь?!
Положительно у меня не находится слов, чтобы квалифицировать ваше
поведение.
Этого мало. Что таким людям, как вы, моральные требования?! Но как
хозяйственнику вам должно быть хорошо известно, что за вами числится, в
порядке статей 7-й и 11-й, подотчетная сумма в размере ста тысяч рублей.
Пока все были убеждены, что вы погибли, вопрос о деньгах ни у кого,
разумеется, не возникал. Но теперь вы по меньшей мере должны отчитаться в