"Джон Апдайк. Гертруда и Клавдий " - читать интересную книгу автора

которой свисали длинные усы. Его губа перестала подниматься, едва его
инстинктивно снисходительный смешок был подавлен и преобразован требованиями
политики в грозный рык. Он напомнил себе, что должен быть непреклонным. Его
губы между усами и нечесаной бородой с проседью выглядели мясистыми,
извилистыми и красными. Он был бы безобразен, не будь он ее отцом.
- После безвременной кончины твоей матери, мое милое дитя, глазной моей
заботой было твое счастье. Но я обещал тебя Горвендилу, а если королевское
слово будет нарушено, королевство рассыплется. Все три года, пока Горвендил
бороздил море, забирая сокровища казны Коллера и дворца Селы и еще десятка
богатых портов Шветландии и Руси, он отдавал мне, как своему сюзерену,
лучшее из своей добычи.
- А я, значит, добыча, которую он получает взамен, - заметила Герута.
Она была пышнотелой, безмятежной, свежей и благоразумной девушкой. Если
в ее красоте и был изъян, то лишь просвет между ее верхними передними
зубами, словно однажды очень широкая улыбка раздвинула их навсегда. Ее
волосы, незаплетенные, как подобает девственнице, отливали краснотой меди,
сплавленной с оловом солнечного света. Она источала теплую ауру, замеченную
еще во младенчестве: в ледяных покоях Эльсинора со смерзшейся соломой на
полу ее няньки любили прижимать к груди ее упругое теплое тельце. Бронзовые
скрученные браслеты, броши из искусно переплетенных металлических полосок и
тяжелое ожерелье из тонко выкованных серебряных чешуи свидетельствовали о
щедрости отцовской любви. Ее мать, Онна, умерла на самом дальнем краю
воспоминаний, когда девочке было три годика и она пылала в той же гнилой
горячке, которая унесла в могилу хрупкую мать, но пощадила крепенькую дочку.
Онна была черноволосой полонянкой из края венедов. Неулыбчивое лицо с
полуопущенными веками и густыми бровями, песенка, пропетая с акцентом,
который даже трехлетней крохе казался странным, и прикосновение нежных, но
холодящих пальцев - вот почти и все драгоценные воспоминания о матери,
хранившиеся в памяти Геруты. Только что, когда ее отец упомянул про Селу,
она с удовольствием услышала, что и женщины могут быть воинами. Она
чувствовала в себе кровь воина - гордость воина, смелость воина. Было время
- через три-четыре года после смерти ее матери, - когда ей казалось, что она
ровня детям, с которыми, за неимением братьев и сестер, она играла, детям
придворных и служителей, фрейлин и даже кухонной прислуги. Затем она стала
ощущать - задолго до того, как наступление девичества пробудило мысль о
замужестве, - царственную кровь отца в своих жилах. У нее не было брата, и
она стояла ближе всех к трону, и близость эта перейдет к ее мужу. Так что и
у нее была своя доля государственной власти в этой неравной схватке двух
воль.
Отец спросил ее:
- Какой недостаток можешь ты поставить в вину Горвендилу?
- Никакой. А это, возможно, уже само по себе недостаток. Мне говорили,
что жена дополняет мужа. А Горвендил чувствует, что ни в каких дополнениях
не нуждается.
- Никакой мужчина без жены ничего подобного не чувствует, хотя и не
кричит об этом, - с глубокой серьезностью сказал Рерик, сам мужчина без
жены.
Было ли это сказано, чтобы сделать ее податливее, чтобы ей легче было
подчиниться его воле? Что в конце концов она уступит, знали и он, и она. Он
был король, сама субстанция - по сути, бессмертный, а она с ее эфемерной