"Джон Апдайк. Гертруда и Клавдий " - читать интересную книгу автора

заглянуть вперед) так полностью и не подавил свою неприязнь к Горвендилу,
которого про себя считал неотесанным узурпатором. Хотя он скрупулезно
выполнял все свои обязанности, служа новому королю, истово Корамбус служил
королеве и любил ее, единственное дитя Рерика, единственное живое вместилище
его властного духа. Полюбил он ее еще приветливой, сияющей жизнью маленькой
принцессой - как и все обитатели Эльсинора, ежедневно с ней соприкасавшиеся.
И даже когда Герута стала замужней женщиной, его любовь не отвратилась от
нее, но сохранялась, быть может, рождая ревность, хотя Герута считала его
стариком, а его манера держаться с ней уже давно стала осмотрительной,
хлопотливой и поучающей.
Еще до того, как из Виборга прибыли гонцы с вестью о предрешенном
избрании - единодушном при полном согласии всех четырех провинций, -
Горвендил уже испрашивал поддержки знати, чтобы выступить против
Фортинбраса. Коронационный обряд был исполнен наспех, завершенный созывом
войска, чтобы изгнать норвежского завоевателя из Ютландии - из тех ее мест,
где он успел закрепиться. Пока эти военные приготовления торопливо
завершались, Герута медленно все созревала и созревала, и ее красиво
вздувшийся живот засеребрился сетью растяжек. И произошло одно из тех
совпадений-предзнаменований, которые служат вехами в календаре человеческой
памяти: золотобородый Фортинбрас был встречен, разбит и сражен среди
песчаных дюн Ти в тот самый день, в который королева, вытерпев муку
кровавого орла, родила наследника, нареченного Амлетом. Младенец, посиневший
в борьбе, которую разделял с ней, появился на свет в рубашке, признаке то ли
величия, то ли обреченности, гадатели тут судили по-разному.
Имя, которое предложил Горвендил, знаменовало его победу в дюнах на
западе Ютландии над вздымающим валы Скагерраком, приводя на память стихи, в
которых барды воспевали Девять Дев острова Милл, что в давние века мололи
муку Амлета - Amloda molu. Что означали эти слова, не помнили даже сами
барды, передававшие их из поколения в поколение, пока они не истерлись до
глади, точно галька. Мука истолковывалась как песок на берегу, мельница -
как перемалывающие мир жернова, обращающие в прах всех детей земли. Герута
надеялась назвать ребенка Рериком, почтив своего отца и дав ему залог
будущего царствования. Горвендил предпочел почтить самого себя, хотя и
косвенно. Вот так ее только-только расцветшей любви к плоду ее тела
коснулась порча.
Амлет, со своей стороны, находил ее молоко кислым - во всяком случае,
он плакал почти всю ночь, переваривая его, и даже когда его рот впивался в
покалывающую грудь, он морщил нос от отвращения. Он не был крупным - иначе
день родовых схваток мог бы растянуться, пока она не умерла бы, - и даже не
очень здоровым. Ребенок все время страдал от какого-нибудь недомогания. То
колики, то сыпь в паху, не говоря уж о бесконечных простудах и коклюше, о
лихорадках, которые надолго укладывали его в постель, и по мере того, как он
рос, это начало вызывать у нее - здоровой и бодрой чуть ли не каждый день ее
жизни - раздражение, как потакание слабости и лени. Когда на мальчика
снизошли дары речи и воображения, он начал заносчиво спорить по всякому
поводу с матерью, священником и своим гувернером. Только беспутный и,
возможно, помешанный шут Йорик, казалось, снискивал его одобрение: юный
Амлет любил шутки - до того, что считал весь мир, сосредоточенный в стенах
Эльсинора, только шуткой. Шутливость, казалось его матери, служила ему
щитом, чтобы укрыться от сурового долга и от всех сердечных чувств.