"Джон Апдайк. Кентавр" - читать интересную книгу автора

- Говорят, выше пояса я целиком человек.
- Прости меня. Ты добр, и я воздам тебе по-божески. - Она наклонилась и
сорвала анемон. - Бедняга Адонис, - сказала она, лениво трогая пальцем
звездчатый лепесток. - Какая бледная была у него кровь, не ярче нашей
сукровицы.
От воспоминаний, как от ветра, заволновались ее волосы - пушистая, уже
почти высохшая корона. Она отвернулась, словно стесняясь, поднесла цветок
к губам, и чуть влажные еще пряди ее волос заструились красивыми зигзагами
по телу, белому и гладкому, как легендарный покров Олимпа - снег. Ягодицы
у нее были розовые и слегка шероховатые; ноги сзади словно осыпаны
золотистой пыльцой. Она поцеловала цветок, бросила его и повернула к
кентавру преображенное лицо - трепетное, раскрасневшееся, затуманенное и
робкое.
- Хирон, - повелела она, - возьми меня.
Его большое сердце заколотилось о ребра; он взмахнул дрожащей рукой.
- Но, госпожа моя, ниже пояса я конь.
Она беспечно шагнула вперед, попирая фиалки. Полотенце упало.
- Боишься? - прошептала она. - Как ты делаешь это с Харикло?
Он сказал, с трудом шевеля пересохшими губами:
- Но ведь это кровосмешение.
- Так бывает всегда; все мы возникли из Хаоса.
- Но сейчас день.
- Тем лучше; значит, боги спят. Разве любовь так отвратительна, что
должна таиться в темноте? Или ты презираешь меня за распутство? Но ведь ты
ученый, ты должен знать, что после каждого омовения я вновь обретаю
девственность.
Не сила, а слабость - так в отчаянье хватают на руки горящего в
лихорадке ребенка - толкнула его к трепещущей женщине; тело ее, слабое и
податливое, готово было слиться воедино с его телом. Он чувствовал под
руками пушистый изгиб ее спины. Брюхо его дрогнуло от нетерпения, из
ноздрей вырвалось ржание. Ее руки сжимали его шею, а ноги, свободно
повиснув в воздухе, касались его коленей.
- Конь, - прошептала она. - Оседлав, меня. Вспаши меня.
От ее тела шел резкий, дурманящий запах цветов, пестрых, растерзанных
и, как в землю, втоптанных в его собственный конский запах. Зажмурившись,
он поплыл над теплой призрачной равниной, меж красноватых деревьев.
Но он был скован. Он помнил про гром. Зиммерман мог все еще быть здесь:
он дневал и ночевал в своем кабинете. Кентавр прислушался, не загромыхает
ли наверху, и в тот же миг все переменилось. Руки, обнимавшие его шею,
разжались. Не оглядываясь, Венера исчезла в кустах. Сотни зеленых
лепестков сомкнулись позади нее. У любви своя мораль, она не прощает
робости. И тогда, как вот теперь, Колдуэлл стоял один здесь, на цементном
полу, в смущении, и теперь, как тогда, он стал подниматься по лестнице с
глухим, мучительным чувством, что он неисповедимым образом прогневил бога,
неусыпно следившего за ним.
Он поднимался по лестнице на второй этаж, в свой класс. Ноги плохо
повиновались ему, одолевая крутые ступени; собственная неловкость была
мучительна. При каждой волне боли он подолгу смотрел прямо перед собой и
видел кусок стены, где кто-то шариковой ручкой начертил зигзаг, блестящий
столбик перил, с которого была сорвана плоская шляпка, черную,