"Эрнст Юнгер. Рабочий. Господство и гештальт" - читать интересную книгу автора

тотальной мобилизации.
Однако всякий порядок, каким бы он ни был, подобен сети меридианов и
параллелей, нанесенной на географическую карту и получающей свое значение
только от того ландшафта, с которым она соотнесена, - подобен сменяющим друг
друга династическим именам, которые духу незачем вспоминать, коль скоро он
потрясен возведенными ими памятниками.
Так и гештальт рабочего встроен в бытие глубже и надежнее, нежели все
аллегории и порядки, посредством которых он себя утверждает, он более
глубок, чем конституции и учреждения, чем люди и объединяющие их общности,
которые подобны переменчивым чертам лица, что скрывают за собой неизменный
характер.

12

Рассмотренный в отношении полноты своего бытия и выразительности еще
только начавшейся чеканки гештальт рабочего являет богатство внутренних
противоречий и напряженных конфликтов и все же отличается удивительным
единством и судьбоносной завершенностью. Поэтому в те мгновения, когда
никакие цели и никакие намерения не мешают нашему осмыслению, он иногда
открывается нам как самодостаточная и уже оформленная власть.
Так, временами, когда вокруг нас внезапно стихает грохот молотков и
колес, мы почти физически ощущаем наступление покоя, скрывающегося за
переизбытком движения, и если в наше время для того, чтобы почтить умерших
или для того, чтобы запечатлеть в сознании какое-то историческое мгновение,
работа, словно по высочайшей команде, приостанавливается на несколько
минут, - то это добрый обычай. Ибо это движение есть аллегория глубочайшей
внутренней силы в том смысле, в каком, скажем, скрытый смысл поведения
какого-либо зверя наиболее ясно обнаруживается в его движении. Но удивляясь
тому, что оно остановилось, мы, в сущности, Дивимся тому, что наш слух будто
улавливает на секунду течение более глубоких источников, питающих временной
ход движения, и потому это действие возводится на уровень культа. Для
великих школ прогресса характерно отсутствие у них связи с первобытными
силами и укорененность их динамики во временном ходе движения. В этом
причина того, что их выводы сами по себе убедительны и все же словно в силу
какой-то дьявольской математики, обречены вылиться в нигилизм. Мы пережили
это сами в той мере, в какой были причастны к прогрессу, и в восстановлении
непосредственной связи с действительностью видим великую задачу того
поколения, которое долго жило в первобытном ландшафте.
Отношение прогресса к действительности произ-водно по своей природе.
То, что представляется взгляду, есть проекция действительности на периферию
явления; это можно показать на примере всех значительных прогрессистских
систем и столь же справедливо для отношения прогресса к рабочему.
И все же, подобно тому как просвещение просвещению рознь и одно,
например, бывает более глубоким, так и прогресс не обходится без заднего
плана. Ему тоже знакомы мгновения, о которых шла речь выше. Есть опьянение
познанием, истоки которого лежат глубже сферы логического, есть повод
гордиться техническими достижениями, началом безграничного господства над
пространством, и в этой гордости угадывается потаеннейшая воля к власти,
которой все это видится лишь как вооружение для еще неведомых битв и
восстаний и именно поэтому оказывается столь ценным и требует более