"Эрнст Юнгер. Рабочий. Господство и гештальт" - читать интересную книгу автора

и это проявляется в том, что капитуляция перед Европой, капитуляция перед
миром состоялась, с одной стороны, по вине высшего слоя бюргерства старого
образца, а с другой, не менее, - по вине бюргерских глашатаев так называемой
революции, то есть, в сущности, по вине людей одного и того же склада.
Однако в Германии ни одно восстание не может вести к новому порядку, если
оно направлено против Германии. Оно обречено на поражение уже потому, что
грешит против закономерности, от которой не может уйти ни один немец, не
отнимая у себя самого сокровеннейших корней своей силы.
Потому-то сражаться за свободу у нас могут только такие силы, которые в
то же время являются носителями немецкой ответственности. Но как бюргер мог
перенести эту ответственность на рабочего, когда сам он не был причастен к
ней? Точно так же, как он не в состоянии был ввести в бой неодолимую
стихийную силу народа, когда правил, он был не способен и дать этой
стихийной силе революционный толчок, когда стремился к правлению. Поэтому
своим предательством он попытался использовать ее против судьбы.
Это предательство не имеет никакого значения как государственная
измена, в рамках которой его следует понимать как процесс самоуничтожения
бюргерского порядка. Но в то же время это и измена родине в той мере, в
какой бюргер пытался вовлечь в свое самоуничтожение и гештальт империи.
Поскольку искусство умирать ему не знакомо, он пытался любой ценой оттянуть
срок своей смерти. Несостоятельность бюргера в войне состоит в том, что он
был не способен ни вести ее по-настоящему, то есть в духе тотальной
мобилизации, ни ее проиграть - и тем самым увидеть в гибели свою высшую
свободу. От фронтовика бюргера отличает то, что он даже на войне старался
высмотреть удобный момент для переговоров, тогда как для солдата война
знаменовала то пространство, в котором стоило умирать, то есть жить так,
чтобы утверждался гештальт империи - той империи, которая, даже если нас
лишат жизни, все же останется нам.
Есть две породы людей: в одной из них видна готовность на все ради
переговоров, в другой - готовность на все ради борьбы. Бюргерское искусство
воспитания в применении к рабочему состояло в том, чтобы вырастить в нем
партнера по переговорам. Скрытый смысл этого намерения, состоящий в желании
любой ценой продлить жизнь бюргерского общества, мог оставаться тайной до
тех пор, пока этому обществу была дана внешнеполитическая аналогия в
паритете сил. Противогосударственная направленность этого смысла должна была
обнаружиться в тот момент, когда между этими силами возникли иные отношения,
нежели отношения переговоров. Тем не менее последняя победа Европы помогла
бюргеру еще раз создать одно из тех искусственных пространств, в которых
гештальт и судьба видятся равнозначными бессмыслице. Тайна поражения немцев
состоит в том, что дальнейшее существование такого пространства, дальнейшее
существование Европы было самым заветным идеалом бюргера.
В ту пору совершено ясно раскрылась и та недостойная роль, которую
бюргер предназначал рабочему, сумев во внутренней политике с большой
ловкостью внушить ему сознание господства, притязания на которое вновь и
вновь оборачивались непокрытыми векселями в отношении внешнеполитических
долгов. Период протеста - это в то же время последний период жизни
бюргерского общества, и в этом тоже находит свое выражение мнимый характер
его существования, которое старается опереться на давно уже израсходованные
капиталы XIX столетия. Но это и есть то пространство, которое рабочий должен
не столько преодолеть, - ведь в нем он всегда будет наталкиваться только на