"Эрнст Юнгер. Рабочий. Господство и гештальт" - читать интересную книгу автора

Этому будто бы противоречит опыт смерти, при которой, согласно
традиционному представлению, душа покидает телесную оболочку и, стало быть,
то, что есть в человеке непреходящего, покидает бренную его часть. Однако
учение о том, что умирающий покидает свое тело, ошибочно и чуждо нам,
скорее, его гештальт вступает в новый порядок, в отношении которого никакое
пространственное, временное или причинное сравнение недопустимо. Из знания
об этом родилось воззрение наших предков, считавших, что когда воин
погибает, он отправляется в Вальхаллу, - там его принимают не как душу, а в
лучезарной телесности, возвышенным подобием которой было тело героя во время
битвы.
Для нас очень важно вновь пробиться к полному осознанию того факта, что
труп - это вовсе не тело, лишенное души. Между телом в секунду смерти и
трупом в следующую секунду нет ни малейшей связи; это проявляется в том, что
тело объемлет больше, нежели сумму своих членов, тогда как труп равен сумме
своих анатомических частей. Ошибочно думать, что душа, словно пламя,
оставляет после себя пепел и прах. Но огромным значением обладает то
обстоятельство, что гештальт не подвластен стихиям огня и земли, и потому
человек, как гештальт, принадлежит вечности. Совершенно независимо от какой
бы то ни было всего лишь моральной оценки, от какого-либо спасения и "усилья
стремлений" в его гештальте коренится его прирожденное, непреложное и
непреходящее достоинство, его высшее существование и глубочайшее
утверждение. Чем больше мы отдаемся движению, тем глубже приходится
убеждаться в том, что под ним скрыт бытийный покой и что всякое увеличение
скорости есть лишь перевод с непреходящего праязыка.
Сознание этого порождает новое отношение к человеку, более жаркую
любовь и более ужасную жестокость. Становится возможной ликующая анархия,
сочетающаяся в то же время со строжайшим порядком, - это зрелище уже
проступает в великих битвах и гигантских городах, картины которых знаменуют
начало нашего столетия. Мотор в этом смысле - не властитель, а символ нашего
времени, эмблема власти, для которой взрывная сила и точность не
противоположны друг другу. Он - игрушка в руках тех смельчаков, которым
нипочем взлететь на воздух и усмотреть в этом акте еще одно подтверждение
наличному порядку. Из этой позиции, которая не по силам ни идеализму, ни
материализму, но должна быть понята как героический реализм, проистекает та
предельная степень наступательной силы, в которой мы нуждаемся. По своему
складу ее носители относятся к тем добровольцам, которые ликованием
приветствовали великую войну и приветствуют все, что за ней последовало и
еще последует.
Гештальтом, как было сказано, обладает и единичный человек: наиболее
возвышенное и неотъемлемое право на жизнь, которое он делит с камнями,
растениями, зверями и звездами - это его право на гештальт. Как гештальт
единичный человек включает больше, чем сумму своих сил и способностей; он
глубже, чем способен об этом догадываться в своих глубочайших мыслях, и
могущественнее, чем может выразить в самом мощном своем деянии.
Меру он носит в себе, и высочайшее искусство жизни, поскольку он живет
как единичный человек, состоит в том, что мерой он делает самого себя. В
этом состоит гордость жизни и ее печаль. Все великие мгновения жизни,
пламенные сны юношества, упоение любовью, огонь битвы сопряжены с более
глубоким осознанием гештальта, а воспоминание есть чарующее возвращение
гештальта, которое трогает сердце и дает ему убедиться в нетленности этих