"Эрнст Юнгер. Рабочий. Господство и гештальт" - читать интересную книгу авторазнаменуется тем, что в нем вновь будут видеть, чувствовать и действовать под
властью гештальтов. Достоинство какого-либо ума, ценность какого-либо взгляда определяется степенью, в какой он усматривает влияние гештальтов. Первые значительные усилия уже видны; их можно заметить и в искусстве, и в науке, и в вере. В политике тоже все зависит от того, будут ли в борьбу введены гештальты, а, скажем, не понятия, идеи или одни лишь явления. С того мгновения, как переживание облекается в форму гештальтов, гештальтом становится все. Поэтому гештальт - это не новая величина, которую следовало бы открыть в дополнение к уже известным, но с того момента, когда глаза раскрываются по-новому, мир является как арена действия гештальтов и их связей. Укажем на одно заблуждение, знаменательное для переходного времени: дело тут представляется не таким образом, что единичный человек исчезает и теперь должен заимствовать свой смысл только из неких корпораций, общностей или идей как единств высшего порядка. Гештальт представлен и в единичном человеке, каждый его ноготь, каждый атом в нем - это гештальт. И разве наука нашего времени не начала уже видеть в атомах гештальты, а не мельчайшие частицы? Конечно, часть так же не может быть гештальтом, как не может составлять гештальт и сумма частей. Это следует учитывать, если мы хотим употреблять, скажем, слово "человек" в смысле, который лежит за пределами обычного словоупотребления. Человек обладает гештальтом, поскольку он понимается как конкретная, постижимая единичность. Однако это не относится к человеку вообще, понятию, которое представляет собой всего лишь один из шаблонов рассудка и может означать сразу все или ничего, но только не что-либо определенное. включен единичный человек. Эта его принадлежность не может быть исчислена с помощью умножения или деления, - множество людей еще не создают в результате гештальт, и никакое деление гештальта не ведет обратно к единичному человеку. Ибо гештальт - это целое, содержащее больше, чем сумму своих частей. Человек больше, чем сумма атомов, членов, органов и соков, из которых он состоит, супружество больше, чем муж и жена, семья больше, чем муж, жена и ребенок. Дружба больше, чем двое мужчин, и народ больше, чем может показаться по итогам переписи или по подсчету политических голосов. В XIX столетии стало привычным всякий ум, который пытался опереться на это "большее", на эту тотальность,[2] отсылать в царство снов, поскольку они уместны в более прекрасном мире, а не в действительности. Однако не может быть никакого сомнения в том, что на деле имеет место как раз обратная оценка, и даже в политике ум, который не способен увидеть это "большее", ставится рангом ниже. Пусть он и играет свою роль в духовной истории, в истории экономики, в истории идей, - однако история есть нечто большее; она есть гештальт в той же мере, в какой имеет своим содержанием судьбу гештальтов. Правда, - и это уточнение должно отчетливее указать, что следует понимать под гештальтом, - большинство противников логики и математики жизни двигалось в плоскости, лежавшей на одном уровне с тем, против чего они боролись. Ибо нет никакой разницы, ссылаться ли на изолированную душу или изолированную идею, а не на изолированного человека. Душа и идея в этом смысле - не гештальты и между ними и телом или материей не существует сколь-нибудь убедительной противоположности. |
|
|