"Эрнст Юнгер. Годы оккупации" - читать интересную книгу автора

командования занимали, как правило, невыгодную для них, отличную от
правительства политическую позицию, бывали во все времена; в качестве
примеров можно назвать Валленштейна, Пишегрю, Лукнера, Йорка,
Тухачевского.[92] Здесь же, не говоря уже о моральной дилемме, добавился еще
другой момент, который мог появиться лишь как порождение мировой гражданской
войны: сознание того, что ты выпал из мирового революционного потока. Это
обстоятельство увеличивало трудность личных усилий, расшатывало нравственную
опору, вызывало настроение безнадежности.

И вот другая сторона безоговорочной капитуляции: понимание того, что
прийти к соглашению в соответствии с положениями Клаузевица стало
невозможно. Все сделалось проблематичным также и со стороны внутренних дел;
нужно заново разобраться с вытекающими следствиями.


Кирххорст, 24 августа 1945 г.

Разборка рукописей и переписки. Устанавливаю пробелы, возникшие главным
образом тогда, когда я, разнервничавшись, сжигал некоторые бумаги. Хотя эти
огненные жертвоприношения ничего не прибавляли в смысле безопасности, они
все же давали некоторое успокоение. Как ни странно, но оказывается, что дух
зла, когда он силен, тоже способен вызывать у нас мучения совести; это
говорит о том, что он играет роль заместителя. У меня бывали евреи, которые
словно бы извинялись за то, что родились на свет.

Если у моих знакомых бывали из-за меня неприятности, то бывало также и
обратное; это влияние было перекрестным. Общение с Никишем, Мюзамом, Отто
Штрассером, Гофаккером, Шуленбургом,[93] Генрихом фон Штюльпнагелем и
другими неблагоприятно отражалось на моей репутации.

С Мюзамом[94] я познакомился у Эрнста Никиша, у которого я часто бывал.
Кажется, в тот вечер там был и Толлер.[95]

Они были знакомы со времен Баварской Советской республики,
провозглашение которой было такой же дурацкой затеей со стороны левых, как
капповский путч со стороны правых. Между нами началась оживленная беседа.
Мюзам пошел провожать меня домой. Он был представителем богемы вроде Петера
Гилле,[96] анархист, человек не от мира сего, по-детски добродушный и
большой путаник; не требовалось особой проницательности, чтобы понять это с
первого взгляда. На свою беду он связался с политической практикой, к
которой он был совершенно неприспособлен, его считали опасным литератором;
его имя как-то приплели к убийствам заложников в Мюнхене. Вот об этом он и
разговорился на станции подземки возле поворотного треугольника, пока мы
ожидали поезда. Он бурно разглагольствовал, почти кричал, полы его пальто
развевались, прохожие оборачивались на эту странную фигуру, напоминавшую
большую нескладную птицу. Мы обменялись несколькими письмами, в последний
раз незадолго до его ареста, затем просочились слухи об его ужасной судьбе.

Вот эти-то письма у меня и искали. Тогда я познакомился с техникой этих
посетителей, которые всегда ходят парой. Был вечер; я сидел один в моей