"Эрнст Юнгер. Годы оккупации" - читать интересную книгу автора

многое другое. Вероятно, это один из тех минусов, связанных с центральным
положением, как, например, война на несколько фронтов. В этом смысле прав
проницательный наблюдатель Ривьер,[89] называющий нас в своей книге о немцах
народом, который принимает решения не по принципу "или-или", а по принципу
"как, так и".

Великогерманское решение, осуществленное с демократических позиций,
принесло бы нам симпатии всего мира. Оно потерпело неудачу не только по вине
Вильгельма IV, но и по вине депутатов в церкви св. Павла.[90] Уже там можно
видеть все теоретические, доктринарные и мировоззренческие элементы, которые
мы наблюдаем и сейчас, и которые, как это случилось после 1918 года, чреваты
поворотом в сторону реакции. Вся политика проникнута недовольством тех лиц,
которые остались не у дел и которые сохраняют это недовольство даже тогда,
когда оказывается, что пробил их час. Пышным цветом расцветают теории, их
нездоровый рост происходит за счет практической деятельности.

В таких условиях другие народы выдвигают из своих рядов сильные натуры,
которые с помощью левых берут в свои руки бразды правления, людей, подобных
Мирабо, Гамбетте, Клемансо, Троцкому - всех не перечтешь, у нас же таких не
находится. Они подсказывают генералам, что нужно делать. Они делают это тем
охотнее, когда слышат, что новый деятель шутить не любит и что в его глазах
национальная история - не какое-то там собрание нелепиц. Они вроде лошадей -
опасны только для того, кто не умеет ездить верхом. В этом смысле можно
сказать, что наши левые ни разу не сидели в седле.

Буржуазная реакция всегда связана с фашизмом, по крайней мере вначале.
Бюргер видит, как в большом государстве идет истребление его класса и что
против него в его стране выступают силы, которые это одобряют и подталкивают
к таким действиям. Он предвидит уготованную ему судьбу. Он также понимает,
что средства правового государства не в состоянии обеспечить его
безопасность, и ни правительство, ни народное представительство, ни полиция
не в состоянии справиться с этой задачей. Тогда и он тоже покидает правовое
поле, и вскоре из жертвы провокации сам переходит в провокаторы.
Одновременно он утрачивает симпатии остального мира. Его проступки
осуждаются более сурово, они сильнее раздражают мировое общественное мнение,
чем чьи-либо еще. Примером могут служить Феррер, Маттеотти.[91] Белое пугало
ничем не лучше красного и точно так же не заслуживает одобрения. Однако его
дурная слава сильнее, что, объективно говоря, свидетельствует о том, что он
живет не в ладах с мировой тенденцией и ее симпатиями. Нечто подобное сказал
однажды Наполеон, примерно так: "Стоит мне спалить одну деревню, как весь
мир возмущается. Англичане разоряют целую страну, но об этом никто даже
слова не скажет". Этим объясняется и то, что тех же людей, которые обсуждают
и осуждают наши ужасы, нисколько не волнует тот факт, что они сидят за одним
столом с завзятыми мясниками, расправившимися с отдельными людьми и целыми
народами.

Возвращаясь к "Рафаэлю": я думаю, что, наверное, ни в одной другой
армии не наблюдалось, по крайней мере среди ее интеллектуальной верхушки,
столь низкой правовой оценки собственной стороны; внутри у нас тоже шла
война на два фронта. Такие случаи, когда представители армейского