"Эрнст Юнгер. Годы оккупации" - читать интересную книгу автора

своем журнале картину "Шахматисты". А. Пауль Вебер нарисовал ее в
Брюммергофе, когда мы с братом играли в шахматы. После этого журнал был
запрещен, а редактор узнал, что господин министр сам строил для меня так
называемые "золотые мосты"[45] для отступления. Но все это - общие места,
ибо никакие золотые мосты не идут в сравнение с мостом в золотую страну.
Другой берег был так темен, так зловещ! Для того чтобы предвидеть это, не
требовалось большого ума. Опасения внушало скорее другое - не преувеличиваем
ли мы роль разума; в этом отношении предстояло еще многому научиться.
Однажды, когда я в Штеглице сидел за завтраком, в комнату вошел мой брат; он
видел, как горит Рейхстаг. Я выслушал эту новость с недоумением, как что-то
нереальное, словно речь шла о каком-то театральном путче. Очевидно, мы вышли
из пространства истории и вступили в иное, фантастическое и непредсказуемое.
Вероятно, то же чувство было и у него. Он сказал: "Эта затея и шести недель
не продержится". Это было ложное заключение; более верным оказался прогноз
Фридриха Хиль-шера,[46] который еще тогда довольно точно предсказал, сколько
времени просуществует Третий Рейх. Обычно он в этом случае цитировал одну
фразу из старинной московской хроники, в которой рассказывалось об ужасах
татарского нашествия: "Und diese unhaltbaren Zustaende dauerten vierhundert
Jahre lang".[47] Мы увидели нечто, не подчиняющееся никакой логике,
логически нерасчленимое, и составить о нем суждение не помогали никакие
исторические знания. Это не под силу восстановить никакой реставрации.

На свадьбе Броннена[48] доктор уже присутствовал как победоносный
трибун. Все знакомые из числа левых, которых привел с собой Броннен,
наперебой увивались вокруг него; словом, здесь можно было наблюдать то
бесстыдство, которое сопутствует внезапной перемене власти. Мировой дух
пользуется экономными средствами; для того чтобы низвергнуть это здание, не
потребовалась фигура масштаба Мирабо.

На свадьбе произошел ряд примечательных и скандальных эпизодов. Она
напомнила мне праздник у губернаторши, которая описана в "Бесах";
Достоевский или Светоний разжились бы там богатым материалом.

После этого я встречал доктора еще один раз, уже в качестве министра;
это было на первом представлении Йостовой пьесы "Шлагетер",[49] премьера
которой задала в обществе тон, установившийся при новой власти. "Ну, что вы
теперь скажете?" - таков был его последний вопрос, обращенный ко мне. Мог бы
я ответить на него сегодня? Впоследствии всегда оказывается, что ты
поторопился с ответом.

Дороги по-прежнему забиты миллионами бредущих куда-то людей, на них
видишь горе невообразимого переселения народов. Плоды его приходится
принимать и нашему маленькому кладбищу, на нем хоронят тела детей и
взрослых, которые здесь окончили свой путь. У нас гостит молоденькая женщина
из Берлина; ограбленная до нитки, одетая в солдатские брюки и легкую
блузочку, она бредет пешком к своей подруге. Отец пропал без вести на
Кавказе, мать, сердечница, спасаясь от ужасов русского наступления,
отравилась. Кажется, как она, поступает городская верхушка целых населенных
пунктов Восточной Пруссии, Силезии и Померании. Беженцы видели через окна
целые застолья покойников. Вызывали из гроба античность; она откликнулась.