"Сигрид Унсет. Улав, сын Аудуна из Хествикена" - читать интересную книгу автора

да еще прошел слух, будто Стейнфинн, сын Туре, до того разгневался, что
стал сторониться людей и не желает более спать с женой, - вот тут-то и
начались всякого рода толки о том, как Маттиас отомстил своей вероломной
суженой. Хотя Маттиас и его люди ничего иного об этом случае, кроме того,
о чем судачили во Фреттастейне, не сказывали, случилось так: чем дальше по
стране летела молва, тем страшнее, по слухам, возрастала пеня, которую
потребовал от Стейнфинна Маттиас за свою невесту. И даже песню сложили про
это дело, расписав все так, как оно приключилось по разумению людскому.
Однажды вечером три года спустя, когда Стейнфинн бражничал со своими
дружинниками, он возьми да и спроси, нет ли среди них того, кто бы спел о
нем эту песню. Поначалу те прикинулись, будто и знать не знают ни про
какую песню. Но когда Стейнфинн посулил щедро одарить того, кто споет о
нем плясовую, оказалось, что все знают ее. Стейнфинн выслушал песню до
конца; время от времени он скалил зубы и даже ухмылялся. А после пошел
спать, но люди слышали, как он до самой полуночи переговаривался о чем-то
через дверцу боковуши со своим сводным братом Колбейном, сыном Туре.
Этот Колбейн был сыном Туре из Хува и его полюбовницы, с которой Туре
знался до женитьбы; и он всегда куда больше любил нагулышей, прижитых с
нею, нежели своих законнорожденных детей. Туре выгодно женил Колбейна,
выговорив ему большую усадьбу к северу от Мьесена. Но до чего же
незадачлив был этот Колбейн: спесив, несправедлив, легко впадал в ярость и
вечно вел тяжбы как с людьми низкого роду-племени, так и с равными себе.
Одним словом, обходительности ему недоставало. Особой любви между ним и
его законнорожденными братьями не было, покуда Стейнфинна не постигла
беда; тогда-то он и подружился с Колбейном. С тех пор оба брата были
неразлучны, и Колбейн неизменно пекся о Стейнфинне и всех его делах. Но
распутывал он их точь-в-точь как свои собственные и затевал распри, даже
если вел дела от имени брата.
Само собой, Колбейн вовсе не желал зла меньшему брату; он по-своему
полюбил Стейнфинна, когда тот в своей беспомощности всей душой доверился
сводному брату. Беспечен и ленив был Стейнфинн в дни своего благоденствия;
он более помышлял о том, чтобы жить на широкую ногу, нежели заботился о
своем достатке. После той злосчастной ночи он, как уже сказано, долгое
время сторонился людей. Но потом, по совету Колбейна, взял на хлеба целую
ватагу латников - молодых, оружных мужей, особливо из тех, что прежде
служили при дворе короля или у хевдингов в других краях. Стейнфинн со
своими людьми спал в жилом доме, и они сопровождали хозяина, куда бы тот
ни поехал; но они не могли и не желали приумножать его богатство. Так что
от всей этой дружины у Стейнфинна был один перевод добра да малая польза.
И все же во Фреттастейне худо ли, хорошо ли, но сеяли хлеб, потому что
старый управитель Грим и его сестра Далла были детьми одного из рабов
бабки Стейнфинна, и у них не было иных помыслов, кроме благоденствия
молодого хозяина. Но теперь, когда Стейнфинну могли понадобиться доходы с
поместий, которыми он владел в дальних приходах, он не желал ни видеть
собственных приказчиков и управителей, ни толковать с ними, а Колбейн,
заправлявший делами вместо хозяина, то и дело ссорился со всеми.
Ингебьерг, дочь Йона, всегда была рачительной хозяйкой, и это во многом
возмещало расточительность мужа, который жил, как заведено у праздной
родовитой знати. Но теперь она укрылась в летней клети со своими
служанками, и прочие домочадцы ее почти не видели. Она все время о чем-то