"Сигрид Унсет. Улав, сын Аудуна из Хествикена" - читать интересную книгу автора

раздумывала и сокрушалась, никогда не спрашивала ни об усадьбе, ни о жилом
доме я часто гневалась, когда кто-либо выводил ее из раздумий. Даже с
детьми, которые жили вместе с матерью, была она скупа на слова и ничуть не
заботилась о том, каково им живется и что они делают. А ведь прежде, в
добрые старые времена, Ингебьерг была нежной матерью, а Стейнфинн, сын
Туре, любящим отцом, безмерно гордившимся своими пригожими и здоровыми
детьми.
Покуда сыны ее, Халвард и Йон, были еще малы, она часто сажала их к
себе на колени и баюкала, приникнув лицом к белокурым макушкам детей, но и
тогда все же сидела хмурая, удрученная, погруженная в горестные раздумья.
Когда же мальчики подросли, им наскучило в летнем доме с печальной матерью
и служанками.
Тура, меньшая дочь, была доброе и красивое дитя. Она разумела, что
родители претерпели великую несправедливость и ныне пребывают в горе и
тревоге. Потому-то по доброте и любви своей она всячески старалась им
угодить. И стала любимицей отца с матерью. Порой, бывало, лицо Стейнфинна
чуть светлело, когда он смотрел на младшую дочь. Тура, дочь Стейнфинна,
была пухленькая, складная, с точеными ручками и ножками; она рано начала
созревать и становиться женственной. Личико у нее было продолговатое, но
полное, глаза синие, волосы белокурые; толстые, цвета золотистой пшеницы
косы свисали у нее до пояса. Отец гладил ее, бывало, по щеке: "Ты доброе
дитя, моя Тура, да благословит тебя господь! Иди к матушке, Тура, посиди с
ней, утешь ее!"
Тура шла в клеть и садилась прясть или шить рядом с удрученной горем
матерью. И ничего ей не было милее, если Ингебьерг говорила ей наконец:
"До чего же ты добра, моя Тура, да охранит тебя господь от всяческого зла,
дитя мое!"
Тут из глаз Туры капали слезы - она думала о тяжкой доле родителей и,
исполненная праведного гнева, смотрела на сестру. Та никогда не могла
усидеть спокойно рядом с матерью, ни одной минутки не могла пробыть в
летнем доме без того, чтобы не вывести матушку из терпения своей вечной
непоседливостью; в конце концов Ингебьерг всегда просила ее уйти. Тогда
Ингунн беззаботно и не испытывая ни малейшего раскаяния выскакивала за
дверь и бежала к другим детям, с которыми шумно играла во дворе, - то были
Улав и другие мальчики, сыновья челядинцев, живших во Фреттастейне.
Ингунн была самой старшей из детей Стейнфинна и Ингебьерг. Маленькой
она казалась чудо какой красавицей. Но ныне люди считали, что она и
вполовину не так хороша собой, как ее сестра. Шибко разумна и остра на
язык Ингунн тоже не была, а была ни лучше, ни хуже других детей. Но люди
по-своему любили Ингунн не меньше, чем ее младшую тихую и пригожую сестру.
Дружинники Стейнфинна с каким-то почтением взирали на Туру, но им больше
нравилось, когда с ними в большой горнице находилась Ингунн.
Ни во Фреттастейне, ни в ближних поместьях и на хуторах не было
маленьких девочек, ее сверстниц. Так что Ингунн приходилось водиться с
мальчиками. Она не отставала от них во всех играх и затеях, во всех
состязаниях: вместе с ними метала копье и камни, стреляла из лука в цель,
играла в лапту, ставила силки в лесу и ловила рыбу в лесном озерце. Но
делала она все это несмело, без души, вяло и неловко, готовая в любую
минуту все бросить и зареветь, когда мальчишки, бывало, разбушуются или
дурно обойдутся с нею во время игры. И все же они мирились с тем, что она