"Мамзель д'Артаньян. Успение святой Иоланды [D + O]" - читать интересную книгу автора

на своем.
В результате все остались довольны. Бывший солдат, так и оставшийся
хромым, несмотря на все снадобья Сильвии, и обозная Венера, чьи лучшие
годы миновали, обрели желанную тихую пристань. Гонория подтвердила свою
репутацию набожной и милосердной особы и обзавелась преданной и усердной
служанкой, хоть и не отличавшейся остротой ума; притом, служанка эта
официально считалась монахиней, а значит, ей не нужно было платить
жалованье; монастырь получил превосходного конюха и кучера, который,
казалось, ничем не интересовался, кроме конюшни и каретного сарая.
А Гонория продолжала тихо, но твердо вести свою линию. И как-то
незаметно оказалось, что в обители не один, а целых семь еще не старых
мужчин - скотник, плотник, пастух, садовник с помощником, органный
служитель (с его появлением орган наконец-то зазвучал в полную силу, к
радости Беаты и Теодорины), и Антуан, к тому времени уже ставший "своим".
"Их семь, по числу смертных грехов!"
- шипели "непримиримые". Однако большинство обитательниц Фонтен-Герира
быстро оценило все преимущества нового положения дел.
Разумеется, девам, давших обет целомудрия, не полагается даже издали
видеть мужчин. И, будь жив святой Бенедикт, он, чего доброго, отлучил бы
Гонорию от церкви. о Бенедикт Бенедиктом, а ведь кто-то все-таки должен
чинить целомудренным девам дверирамы-скамейки, вскапывать грядки, колоть
дрова, резать свиней... да мало ли для чего в хозяйстве может пригодиться
мужчина! А что до греха... у, скажите на милость, какая здравомыслящая
монахиня станет грешить с немытой деревенщиной? А если какая и оступится
по скудоумию, так ведь грех - не грех, если молва о нем не вышла за ворота
обители!

Прочь, непосвященные! (лат)
Кстати, фактически, мужчин в монастыре было не семь, а девять.
Восьмым был священник, отец Клеман, живший в отдельном домике у
северной стены, - маленький седенький старичок, полуглухой, полуслепой и
наполовину впавший в детство, как утверждали монастырские сплетницы, - а,
впрочем, безобидный, как младенец.
Ему частенько случалось сослепу приносить в церковь вместо требника
кулинарную книгу, подсунутую озорными белицами, которых посылали убираться
в его домике, или по рассеянности служить пасхальную мессу вместо обычной,
к удовольствию пансионерок. Он выползал из своей норки только на время
службы и не вызывал у своей паствы ни враждебных, ни теплых чувств - в нем
видели лишь привычный предмет церковной утвари. И если бы нашлась такая
дура и ханжа, которая имела бы глупость причислить это существо к мужскому
полу, весь монастырь дружно осмеял бы ее.
Девятый, хоть и не жил в Фонтен-Герире, зато прекрасно знал дорогу не
только в обитель, но и в келью настоятельницы. Этот девятый был Гаспар
д'Арнуле, монастырский духовник, двадцатитрехлетний красавчик-аббат с
ухватками лихого вояки, которого Гонория представила насельницам, как
своего племянника. Элементарная логика подсказывала, что отец Гаспар для
целомудрия монахинь гораздо опасней, чем семеро работяг, вместе взятые, -
но кто бы осмелился вслух назвать мужчиной духовного наставника насельниц,
да еще и близкого родственника настоятельницы?
"... ет, Антуан, этот солдафон-деревенщина, разумеется, спал, и ничего