"Ф.Г.Углов. Живем ли мы свой век" - читать интересную книгу автора

меня надежда засветилась, словно заря восходит. Мне бы только поправить
мотор, я все начну сначала, все поведу иначе - и дела, и домашний воз...
Певец помолчал, затем повернулся к Виктору и смотрел на него
пристально, долго, так, словно вспомнил что-то важное и хотел сказать, да не
решался.
- А вы? - наконец заговорил он. - Что случилось с вами? Верно,
неприятности... Или перегрузки. Усложнение от какой болезни?.. В вашем-то
возрасте!..
Виктор часто заморгал, тряхнул головой, желая сбить на сторону
свисавшую на лоб челку редких жестких волос. Он рано начал лысеть и
стеснялся этого. Был он смугл лицом, черные глаза его нервно блестели,
выдавая быструю возбудимость и постоянную работу беспокойной мысли. Вопрос
Молдаванова застал Виктора врасплох, он соврал:
- Да, осложнение после гриппа.
Но тотчас вспомнил: не может говорить того же профессору, поправился:
- Как я думаю, осложнение не главное, а все больше неприятности,
сошлись они как-то... все разом.
- Вот-вот: неприятности... все разом. И у меня вот так же - все разом.
И не было стрессов, внезапных потрясений, а так... паутина. Обволокло и
душит. Разорвать не могу!..
Подсел на кровать к Виктору, продолжал:
- Вы молодой, еще юноша, вам мой совет, может, впрок пойдет. Не
женитесь иначе как по любви. Слышите - по любви!.. Я так думаю, в жизни нет
хуже, если любовь мимо пройдет. Да еще, как в старину говорили, бог детишек
не пошлет. Душа при такой ситуации чернеть начинает. Вы видели мою Маланью?
Небось подумали: старовата для такого супруга. Все так думают, когда видят
нас вместе. А я вот не думаю, привязан к ней - точно пришит. На десять лет
она меня старше. Но я обязан Маланье. Всем обязан!.. Концертмейстером она
была, а я слесарь ремонтный на шахте. И пел на сцене самодеятельной. Под ее
аккомпанемент арию Досифея однажды исполнил. В газете заметка появилась:
"Шахтерский Досифей". А она... голос оценила, судьбу предсказала. Тридцать
лет ей было и красотой тогда блистала особенной. Учить меня стала, в Москву
в консерваторию повезла. У тетки ее комнату снимали. Она меня к экзаменам
готовила, концерты устраивала, сама аккомпанировала. Тянула за уши, ну
вот... и живу с ней. Добро помню, остального ничего нет. Так-то, брат. Жизнь
бежала мимо: и любовь, и семья, и все остальное... Мимо, понимаешь?..
Никогда раньше и никому певец не рассказывал о своей жизни. Теперь же у
него внутри словно плотина прорвалась - полились потоком откровения...
Олег Молдаванов, солист оперного театра, вел образ жизни уединенный.
Занятый в главных ролях спектаклей, он пуще огня боялся застудить горло,
натрудить его в бесплодных беседах с друзьями, что-нибудь лишнее съесть,
что-нибудь выпить. Маланья диктовала: "По телефону не болтай!", "На улицу не
выходи!", "Друзей гони!" И тотчас же после возвращения из театра, если даже
это был и дневной спектакль, укладывала в постель. "Лежи!.. Тебе надо
отдыхать..." И он обыкновенно до обеда валялся в постели, листал журналы,
альбомы, привезенные с гастролей из-за рубежа, а когда надоедало, включал
стереофонический японский проигрыватель, пульт управления которым ловко
пристроил под подушкой. Нажал кнопку - и наслаждайся Бахом, Моцартом,
Чайковским. Особенно нравилась "Торжественная увертюра 1812 год",
прослушивал ее на неделе по два-три раза.