"Юрий Тынянов. Портреты и встречи (Воспоминания о Тынянoве) " - читать интересную книгу автора

такой же строгой требовательности по отношению к себе. Любовь его к русской
литературе была любовью к родине - этой мыслью было проникнуто все, что
говорилось в тот вечер. И можно смело сказать, что вся его трудная, полная
страданий жизнь была проникнута этим высоким чувством.
Во время войны, в тяжелых условиях эвакуации, он дрожащей рукой писал
третью часть своего последнего романа. Он знал, что умирает, но ему
хотелось, чтобы в этой третьей части юность Пушкина была рассказана до
конца.
...Пушкина высылают. Белой ночью, которая яснее, чем день, он прощается
с Петербургом, как с живым человеком. "Его высылали. Куда? В русскую землю.
Он еще не видел ее всю, не знал. Теперь увидит, узнает. И начиналось не с
северных медленных равнин, нет - с юга, с места страстей, преступлений.
Голицын хотел его выслать в Испанию. Выгнать. Где больше страстей? Он увидит
родину, страну страстен. Что за высылка! Его словно хотят насильно
завербовать в преступники. Добро же! Он уезжал. Вернется ли? Застанет ли
кого? Или повернет история? Она так быстра". И дальше: "Он знал и любил
далекие страны, как русский. А здесь он с глазу на глаз, лбом ко лбу
столкнулся с родною державой и видел, что самое чудесное, самое невероятное,
никем не знаемое - все она, родная земля..."
Прощаясь с жизнью, писал Юрий Тынянов прощанье Пушкина с юностью. Но
мужеством проникнуто каждое слово: "Выше голову, ровней дыханье. Жизнь идет,
как стих". Это было написано, когда все ниже клонилась голова, все чаще
прерывалось дыхание...
1904,1974

H. В. Яковлев ДАЛЕКИЕ ГОДЫ

1

"Он был из вдохновенных и глубоко взирал на жизнь"
[Пушкин А. С. Полн. собр. соч., т. 3, кн. 2. 1949, с. 943].

Эти слова Пушкина о Мицкевиче приходят мне на ум, когда я вспоминаю о
выступлении Ю. Н. Тынянова по одному докладу о стихотворении Пушкина "Роза".
Вспоминаются вполне естественно, хотя, конечно, mutatis mutandis,
применительно к нашим скромным студенческим персонам.
Происходило это во время первой мировой войны, в 1915/16 учебном году,
в Пушкинском семинаре или в студенческом Пушкинском обществе при
Петроградском университете, под руководством в обоих случаях проф. С. Л.
Венгерова.
Доклад этот носил обычный характер - историко-литературный,
библиографический, текстологический, биографический. Выступления по нему
слушателей были в том же роде. И вдруг надо всем этим
литературно-академическим разговором пронеслось некое вдохновенное
поэтическое слово.
Как убежденный сторонник сравнительного метода, я немедленно начал
сравнивать это выступление с тем, что мне приходилось ранее слышать, и не
только на университетских занятиях, от товарищей-студентов. Как-то сразу
вспомнились лучшие лекторы, историки литературы, и в противовес им "мэтры"
модернизма.