"Юрий Тынянов. Портреты и встречи (Воспоминания о Тынянoве) " - читать интересную книгу автора

правда. "Выдумка" - случайность, которая зависит не от существа дела, а от
художника. И вот когда нет случайности, а есть необходимость, начинается
роман. Но взгляд должен быть много глубже, догадка и решимость много больше,
и тогда приходит последнее в искусстве ощущение подлинной правды: так могло
быть, так может быть, было".
В "Кюхле" Тынянов впервые подошел к историческому документу как
художник. "Есть документы парадные, и они врут, как люди, - писал он
впоследствии. - У меня нет никакого пиетета к "документу вообще". Человек
сослан за вольнодумство на Кавказ и продолжает числиться в Нижнем Новгороде,
в Тенгинском полку. Не верьте, дойдите до границы документа, продырявьте
его. И не полагайтесь на историков, обрабатывающих материал, пересказывающих
его..."
Но самое совершенное знание материала, как известно, не создает еще
художественного произведения. В "Кюхле" был создан характер. Писатель и
революционер, "пропавший без вести, уничтоженный, осмеянный понаслышке", как
писал Тынянов о Кюхельбекере в предисловии к собранию его сочинений, ожил
перед нами во всей правде чувств, со всей трогательной чистотой своих надежд
и стремлений. "Кюхля" - это роман-биография, но, идя по следам главного
героя, мы как бы входим в портретную галерею самых дорогих нашему сердцу
людей - Пушкина, Грибоедова, Дельвига, и каждый портрет - а их очень много -
нарисован свободно, тонко и смело.
На последних страницах романа Кюхельбекер показывает жене на сундук с
рукописями: "Поезжай в Петербург... это издадут... детей определить надо".
Этот сундук с рукописями впоследствии действительно попал в Петербург и
долго находился в распоряжении одного из сыновей Кюхельбекера. Не знаю,
какими путями, но в 1928-1929 годах к рукописям получил доступ некий
антиквар, который, узнав, что Тынянов собирает все написанное Кюхельбекером,
стал приносить ему эти бумаги, разумеется, по градации: от менее к более
интересным. Тынянов тратил на них почти все, что у него было, и постепенно
"сундук" перешел к нему.
Я помню, как в письме поэта Туманского к Кюхельбекеру он нашел
несколько слов, написанных рукою Пушкина. Это было торжество из торжеств!
...Тынянов работал неровно - то месяцы молчания, то печатный лист в
день. Так, в один день была написана глава о Самсон-Хане в романе "Смерть
Вазир-Мухтара".
Но и месяцы его молчания были работой. Почти всегда он переводил
Гейне - на службе, на улице, в трамвае.
Работая, он разыгрывал сцепы, и, так как я знал, кто стоит за иными из
его героев, это были сцены современной жизни, хотя действие их происходило в
20-е годы прошлого века. Он был талантливым имитатором - однажды от имени
некоего журналиста заказал Б. М. Эйхенбауму срочную статью для "Известий" по
телефону и через полчаса, когда тот уже сидел за столом, позвонил снова и
смеясь отменил предложение. Он писал шуточные стихи, эпиграммы, некоторые из
них сохранились в архиве, в "Чукоккале". На серапионовских "годовщинах"
читались его шуточные стихи. В одном из них каждая строфа представляет собою
беглый, по выразительный рисунок.
Не футурист, не акмеист, Не захвален и не охаян, Но он в стихах
кавалерист - Наш уважаемый хозяин.
Это - Тихонов, служивший до революции в гусарском полку.
Не заставая меня дома, Тынянов неизменно оставлял шутливую стихотворную