"Юрий Тынянов. Портреты и встречи (Воспоминания о Тынянoве) " - читать интересную книгу автора

сказать, что она, как Лев, не замечала меня. Случалось, что мы
разговаривали, и я, осторожно хвастаясь своей начитанностью, гордился и
ценил эти редкие разговоры.
В семье она считалась умницей и красавицей, и я был искренне огорчен,
когда она вышла замуж за студента П. Правда, студент был "политический" и
даже сидел в тюрьме, но мне казалось, что этого все-таки мало, чтобы выйти
замуж за такого скучно-серьезного человека, маленького роста, слегка
сгорбленного, в очках, крепко сидевших на его большом, унылом, висящем носу.
История этого первого замужества сестры прошла мимо меня, помню только,
что Лена была "бесприданница", родители студента - богатые мучные торговцы -
были против брака, молодые где-то скрывались, приезжали и уезжали, иногда
разъезжались. История была сложная, и по маминым участившимся головным
болям, по ее сдержанному лицу с бьющейся на виске голубой жилкой нетрудно
было заключить, что это была невообразимо сложная сложность. "Но, может
быть, все кончится теперь?" - подумал я, очнувшись под утро от дремоты и
увидев Юрия Тынянова и сестру, возвращавшихся из садика с тихими,
счастливыми лицами, точно хранившими какую-то тайну.
И эта сложность действительно кончилась, но сразу же началась другая. Я
понял это по обрывкам разговора между Юрием и старшим братом, который с
удивившей меня откровенностью советовал другу не торопиться со свадьбой.
Но Юрий торопился - и свадьба состоялась в феврале 1916 года в
Петрограде. Мама взяла меня с собой.
Мне не понравилась свадьба, которую устроил богатый племянник Софьи
Борисовны Тыняновой, матери Юрия. Но еще меньше понравилась она молодым,
которых я нашел уединившимися в нише, полускрытой портьерой. Они тихо
разговаривали и, кажется, обрадовались, увидев меня. У них были усталые,
скучающие, напряженные лица. Без сомнения, они с нетерпением ждали окончания
затянувшейся, никому не нужной церемонии. На сохранившейся фотографии Юрий
сидит, положив руки на колени, как провинившийся школьник, а по красивому
лицу сестры видно, что она только что тяжело вздохнула. В нише за портьерой
они ласково поговорили со мной, и я чуть не рассказал, что однажды нашел на
полу в комнате сестры программу концерта, на которой острым, летящим
почерком Юрия было написано:

В комнате Леночки - пудра и духи,
В комнате Леночки пишутся стихи.

Но я промолчал. Так далеки были эти мелькнувшие беспечные, изящные
отношения от никому не нужной, невеселой свадьбы!
Молодые сняли квартиру где-то на Гатчинской, и Февральская революция
застала их в Петрограде. Осенью восемнадцатого сестра приехала в Псков с
маленькой дочкой Инной - и между молодыми супругами вскоре пролегла линия
фронта.
Прошел год - кажется, немного. Но это был девятнадцатый год, который
отсчитывал не на месяцы, но на дни. Немцы стояли в городе, наша семья
голодала.
Мы с братом Сашей съездили в деревню, и очень удачно: старые портьеры
променяли на полтора пуда картошки. С вокзала нас подвез ломовик - это было
тоже кстати. Хотя Саша, занимавшийся Сокольской гимнастикой, был вдвое
сильнее меня, мы измотались бы - от станции до Гоголевской было далеко.