"Юрий Тынянов. Пушкин. Юность. Часть 3." - читать интересную книгу автора

при появлении великого человека. Он закусил губу, раздул ноздри и тихо
фыркнул. Вяземский исподлобья, поверх очков, посмотрел на него.
- Пыхнул жалобно сверчок, - сказал Карамзин, оглядел их и улыбнулся.
Герой-комендант отступил перед его войском. Потом Пушкин с Вяземским
по-братски, по-лицейски взялись за руки и пошли осматривать все углы новых
владений. Василий Львович увязался за ними и делал хозяйственные
замечания, весьма дельные. Он нашел подходящее место для погребца.
- В жару, друзья мои, вино любит скисать. Это нужно понимать.
Карамзин никогда не пил вина.
Все же Вяземский успел сказать Александру, что идет настоящая война:
"Беседа" сильна, Шишков обо всех делах академии входит к Аракчееву; что
Николая Михайловича враги чуть не съели в Петербурге, даром что все люди
со вкусом носили его на руках; что комедия Шутовскова имеет сильный успех
и что над Жуковским смеются. Ну да не на таковских напали. Вкус, ум,
"Арзамас"!
Он пришлет ему нечто вроде торжественной арзамасской песни: "Венчанье
Шутовскова".



2

Он только и жил теперь этими краткими встречами, посещениями.
Прошлым летом забрел в лицей и спросил Пушкина
отставной поручик, Батюшков, и этой встречи Александр еще не позабыл.
Отставной поручик был мал ростом - махонький, как сказал Фома. Тихим
голосом он сказал Александру, что зашел поблагодарить его за послание. На
нем была бедная одежда: серая военная куртка, картуз. Он грустно и
рассеянно смотрел темно-серыми глазами на Александра и ничем не напоминал
ленивца, мудреца, любовника, которым был в стихах, больше всего
понравившихся. Александр напечатал послание именно этому ленивцу:

Философ резвый и пиит,
Парнасский счастливый ленивец

Поэт теперь все реже появлялся в журналах. Александр в послании писал
ему об этом:

Ужель и ты, мечтатель юный,
Расстался с Фебом наконец?

Теперь он пожалел об этом. Задумчивый, рассеянный, Батюшков, казалось,
заблудился здесь, в Царском Селе, и было непонятно, как он доберется до
дому. Стихи о московском пожаре припомнились Александру:

Лишь угли, прах и камней горы

Лишь нищих бледные полки
Везде мои встречали взоры!