"Юрий Тынянов. Пушкин. Юность. Часть 3." - читать интересную книгу автора

Вот и мы заживем по-братски - душа в душу и рука в руку. Когда вы кончаете
лицей? Мы собираемся по четвергам.
Потом он спросил его серьезно, и хохолок встал на затылке, читал ли он
новую балладу Жуковского и критику на него Блудова. Критика очень
замечательна.
Карамзин спросил Александра, не сыро ли в Царском Селе, особенно в
Китайской Деревне, потому что он собирается сюда всею семьею на лето. Это
была еще новость, он только вчера окончательно надумал,
и теперь по пути в Москву они остановились осмотреть его домик.
Заглянул в двери быстрый Ломоносов, и дядя, вспомнив золотые дни,
когда в каком-то вдохновении писал "Опасного соседа", а Ломоносов и Пущин
были невольными свидетелями этого, представил его Карамзину и Вяземскому.
Карамзин и его попросил быть у него гостем.
На пороге встретил их запыхавшийся директор. Он отирал фуляром пот с
лица и объяснил, что примчался сюда так скоро, как мог. О, если бы
юношеские ноги! Веселость его была чрезмерна. И все тотчас переменилось -
Вяземский посмотрел исподлобья на Александра; увидел потерянный взгляд и
раздутые ноздри. Директор был рыхлый, бледный, широкозадый, с остзейскими
голубыми глазами, которые он беспрестанно закатывал. Небесная доброта
изображалась на его лице, а угодливость и развязность - во всех движениях.
Он был в восторге от таких гостей и прочее.
Шутки сразу прекратились. "Арзамаса" и следа не было. И Карамзин
заторопился. Он попросил директора отпустить с ними Пушкина и Ломоносова -
осмотреть Китайскую Деревню. Китайская Деревня была в двух шагах от лицея.
Они подошли к этим домикам, таким холодным, таким необитаемым, точно в
них никогда и нельзя было представить ничего живого. Со странным чувством
смотрел историк на Китайскую Деревню, в которой был обречен жить этим
летом. Он постригся в историки, - сказал о нем Петруша Вяземский, но иноки
не живали в таких нарядных, таких холодных беседках. Василий Львович
недоумевал:
- Тут, друзья мои, до кухни, ежели ее устроить вон в той палатке,
далеко: все простынет.
Он называл эти домики по-военному - палатками.
Странная фигура вдруг вытянулась перед ними: страшной толщины старый
генерал, запыхавшись, стоял у входа в Китайскую Деревню, как бы преграждая
путь. Александр узнал его: комендант Царского Села Захаржевский явился
приветствовать гостей. Впрочем, приветствия не было.
Генерал, представившись, пролепетал, что Китайская Деревня не в
порядке и он просит отложить осмотр.
Он был бледен, и глаза его сверкали, словно у него отнимали эти дома и
словно они принадлежали ему.
- Прикажите открыть двери, - спокойно сказал Карамзин, тоже бледнея. -
Мы подождем здесь.
Генерал, потоптавшись, отдал приказание хриплым и сдавленным голосом
полководца, принужденного отступить, - открыть двери.
Он удалился.
Заплесневелые стены представились им. Василий Львович сказал, впрочем,
что здесь летом будет хорошо. Александр посмотрел на Карамзина, потом на
Вяземского. Все было понятно: дворцовая челядь, ненавидевшая чужих и свято
оберегавшая все углы Царского Села от вторжения лицейских, встревожилась