"Марк Твен. Наследство в тридцать тысяч долларов" - читать интересную книгу автора

мысленно стал оправдываться: "У меня на руках была прикупная карта, верная,
но я зарвался и проиграл. Ведь и б игре меня это подводит. Мне бы спасовать,
а я не удержался. Вечно не хватает выдержки".
Явно разбитый наголову, Салли выглядел в должной мере кротким и
подавленным. Элек простила его взглядом.
И тотчас на первом плане вновь возник самый важный, самый
животрепещущий вопрос. Ничто не способно было удержать его под спудом, хотя
бы на несколько минут. Фостеры снова принялись решать загадку: почему не
появляется сообщение о смерти Тилбери? Они обсуждали эту проблему со всех
сторон в более или менее оптимистичных тонах, однако всякий раз возвращались
к тому, с чего начали, и приходили к выводу, что единственное здравое
объяснение загадочного отсутствия сообщения о смерти Тилбери заключается в
том, что Тилбери еще не умер. Это, конечно, прискорбно, даже, пожалуй,
несправедливо, но это факт и тут уж ничего не поделаешь. Спорить не о чем.
Салли все это представлялось неисповедимым испытанием, выпавшим на их долю,
- более неисповедимым, чем обычно, - одним из самых неисповедимых и
непостижимых испытаний, какие он мог припомнить на своем веку, о чем он и
заявил жене с некоторой горячностью. Но если он надеялся этим спровоцировать
Элек, то явно просчитался. Каково бы ни было ее мнение, она держала его при
себе: у Элек не было привычки без нужды рисковать ни в мирских делах, ни в
делах иного порядка.
Супругам оставалось только ждать следующего номера газеты, - как видно,
Тилбери задержался в этом мире. К такому они пришли выводу. Салли и Элек
перестали говорить на эту тему и по мере сил зажили по-старому.


Знали бы они только, что все время обвиняли Тилбери понапрасну! Тилбери
сдержал свое слово, сдержал его честно. Он умер. Умер точно по расписанию.
Он был мертв уже целых четыре дня и свыкся с этим. Он был абсолютно мертв,
мертв надежно, мертв, как любой свежий покойник на кладбище. Он умер,
располагая более чем достаточным запасом времени, чтобы попасть в последний
номер газеты, и не попал туда лишь по воле случая. Такие случаи немыслимы в
столичном органе печати, но нередки в жалких захолустных листках, подобных
"Сэгамору".
А вышло так: в тот момент, когда версталась первая полоса газеты,
заведение Хостеттера "Кафе-мороженое для дам и джентльменов" бесплатно
прислало в редакцию кварту прохладительного клубничного напитка, и порция
довольно сдержанных сожалений по поводу переселения Тилбери Фостера в мир
иной была выкинута, дабы нашлось место для горячей благодарности редактора.
По дороге к шкафу, где хранились гранки, строки сообщения о кончине
Тилбери рассыпались, иначе оно бы появилось в одном из последующих номеров
"Сэгамора", потому что "Уикли Сэгамор" не пренебрегает "живым материалом",
который на его столбцах обретает бессмертие, если только не происходит
чрезвычайного происшествия. Но рассыпавшийся материал мертв, ему уже не
суждено воскреснуть. Шанс увидеть свет для него утрачен, утрачен навеки. А
посему - нравится это Тилбери или нет, пусть он рвет и мечет в своей могиле
сколько угодно - сообщение о его смерти никогда не появится в "Уикли
Сэгамор".