"Марк Твен. Запоздавший русский паспорт" - читать интересную книгу автора

такую ужасную историю!
Майор осторожно уложил юношу, подсунул ему под голову подушку и шепнул
на ухо:
- Прикидывайтесь вовсю. Делайте вид, что вот-вот окочуритесь; вы
видите, он растроган. Чувствительное сердце бьется где-то там, под всем
этим... Издайте стон и скажите: "О мама, мама!" - это его доконает как пить
дать.
Пэрриш, который готов был проделать все это по естественному
побуждению, незамедлительно последовал совету майора и застонал с такой
огромной и подкупающей искренностью, что майор прошептал:
- Блестяще! А ну-ка еще разок. Самой Саре Бернар{87} так не сыграть.
В конце концов красноречие майора и отчаяние юноши сделали свое дело, -
князь сдался и сказал:
- Будь по-вашему; хоть вы и заслуживаете сурового урока. Я даю вам
ровно двадцать четыре часа. Если за это время вы не получите паспорта,
можете ко мне не являться. Тогда уже Сибирь, и никакой надежды на
помилование.
Пока майор и юноша рассыпались в благодарностях, князь позвонил, вызвал
двух солдат и по-русски приказал им всюду следовать за этими двумя людьми,
ни на минуту не выпуская из виду младшего, в течение двадцати четырех часов,
и если по истечении этого срока юноша не сможет предъявить паспорт, заточить
его в каземат Петропавловской крепости, а об исполнении доложить.
Злополучные путешественники прибыли в гостиницу в сопровождении своих
стражей, которые не спускали с них глаз в течение всего обеда и просидели в
комнате Пэрриша до тех пор, пока майор не отправился спать, ободрив
упомянутого Пэрриша. После чего один из солдат, оставшись вдвоем с Пэрришем,
замкнул комнату на ключ, в то время как второй растянулся у порога снаружи и
тут же заснул.
Но Альфред Пэрриш не последовал его примеру. Едва очутился он наедине с
угрюмым солдатом и безголосая тишина обступила его со всех сторон, его
напускная бодрость стала улетучиваться, искусственно раздутая храбрость
выдыхаться, пока не съежилась до своих обычных размеров, а жалкое сердечко
сморщилось в изюминку. За какие-то полчаса он докатился до того, что дальше
некуда, - тоска, уныние, ужас, отчаяние не могли быть беспредельнее.
Постель? Она не для таких, как он, не для обреченных, не для погибших! Сон?
Он не иудейский отрок, чтобы уснуть в пещи огненной{88}! Метаться взад и
вперед по комнате - вот все, что он мог делать. И не только мог, но должен
был! И он метался, словно выполнял урок. И стонал, и плакал, и дрожал, и
молился.
Потом, преисполненный глубокой скорби, он сделал последние распоряжения
и приготовился достойно встретить свою судьбу. И, наконец, составил письмо:

"Дорогая матушка, когда эти печальные строки дойдут до тебя, твоего
несчастного Альфреда уже не будет. Нет, хуже, чем это, гораздо хуже! По
своей вине и из-за собственного легкомыслия я оказался в руках мошенника или
безумца. Не знаю уж, что вернее, но и в том и в другом случае я пропал. Иной
раз мне думается, что он мошенник, но чаще всего мне кажется, что это просто
сумасшедший, ибо я знаю, что у него доброе, отзывчивое сердце и он,
несомненно, прилагает сверхчеловеческие усилия, чтобы вызволить меня из
роковых злоключений, в которые сам же меня втянул.