"Марк Твен. Старые времена на Миссисипи" - читать интересную книгу автора

Мистер Б. спросил, зачем я остался в рубке. Я сознался, что хотел
оказать мистеру У. благодеяние: сообщить ему, где мы находимся. Целых пять
минут ушло на то, чтобы нелепость моего объяснения просочилась в сознание
мистера Б., а потом, когда это свершилось, мне показалось, что злость просто
переполнила его через край. Он, не задумываясь, отпустил мне комплимент, и
не из приятных. Он сказал:
- Да, если в тебе разобраться, так выходит, что ты осел совсем
особенной породы, каких я никогда и не видывал. Зачем, по-твоему, ему надо
было это знать?
Я сказал, что, мол, ему это могло пригодиться.
- Пригодиться! О, ч-черт! Да разве я тебе не объяснил, что человек
должен ориентироваться на реке ночью так же, как в своей прихожей.
- В темноте можно пробираться по прихожей, если знаешь, что попал
именно в прихожую, но если вы меня в темноте втолкнете куда-то и не скажете,
что это прихожая, как же я узнаю?
- Ну а на реке ты обязан узнать!
- Ладно... тогда, пожалуй, я рад, что ничего не сказал мистеру У.
- Еще бы! Да ведь он бы вышвырнул тебя в окошко и погубил бы на сто
долларов оконных стекол!
Я был доволен, что дело обошлось без ущерба, иначе я, наверно,
поссорился бы с хозяевами парохода. Они просто терпеть не могли людей
небрежных и портящих вещи.
Я взялся за работу и стал изучать очертания реки; но из всех
ускользающих, неуловимых явлений, которые я когда-либо пытался уловить и
закрепить в памяти, река была самым неуловимым. Я впивался глазами в острый
лесистый мыс, вдававшийся в реку в нескольких милях предо мной, и старался
тщательно запечатлеть его очертания в своем мозгу; но как только это мне
начинало удаваться и я достигал цели, мы уже подходили к мысу, и эта
проклятая штука начинала таять и сливаться с берегом. Когда попадалось резко
выделявшееся сухое дерево на самом выступе мыса - оно, как только мы к нему
приближались, незаметно сливалось с лесом, расположенным на совершенно
прямом берегу. Ни один заметный холм не сохранял своих очертаний так, чтобы
я успевал выяснить, какой он формы; нет - он так менялся, так расплывался,
словно был масляным и находился в самом жарком месте тропиков. Ни один
предмет не сохранил тех очертаний, какие у него были, когда я шел вверх по
течению. Я упомянул об этих маленьких затруднениях мистеру Б. Он сказал:
- Вот в этом суть всей науки. Если бы очертания не менялись каждые три
секунды, от них не было бы никакого толку. Возьми, например, это вот место,
где мы сейчас: пока вон тот холм - просто одиночный холм, я могу идти
напрямик своим путем, но как только он на вершине начинает раздваиваться в
виде римской пятерки - я знаю, что мне надо сразу же ворочать право на борт,
иначе я выпущу из нашего судна все внутренности; а в тот миг, когда одна
вилка этой цифры заходит на другую, я должен вальсировать влево, не то
выйдет инцидент с одной знакомой корягой - она выдерет киль у нашего
парохода, как щепку из твоих рук. Если бы вон тот холм не менял очертаний в
темные ночи - это место превратилось бы через год в жуткое кладбище
затонувших судов!
Мне стало ясно, что надо изучить очертания реки во всех возможных
направлениях - задом наперед, вверх ногами, шиворот-навыворот, наизнанку, а
кроме того, надо знать, что делать в темные ночи, когда у этой реки