"Марк Твен. Приложения к книге "Пешком по Европе"" - читать интересную книгу автора

скучное и хлопотливое занятие Я испытал этот способ на некоторых приведенных
выше экспонатах.
"Freundschaftsbezeugungen" - это, по видимому, "Дружбоизъявления", -
неудачный и неуклюжий вариант более обычного "Изъявления дружбы".
"Unabhangigleilserklarungen" - как я догадываюсь - не что иное, как
"Независимостипровозглашения", - по-моему, это ничуть не лучше, чем
"Провозглашения независимости". "Generalstaatsverordnetenversammlungen" -
очевидно, переводится как
"Общиепредставителейзаконодательнойпалатысобрания", - но разве это не
напыщенный синоним для менее вычурных "Сессий законодательной палаты"? Было
время, когда и наша литература грешила такими словесными выкрутасами, но, к
счастью, эта мода миновала. В ту пору мы говорили о "приснопамятных" делах и
обстоятельствах, тогда как теперь довольствуемся менее пышным - "памятные" и
как ни в чем не бывало переходим к очередным делам. В те дни нам мало было
набальзамировать событие и предать его приличествующему погребению - нет,
подавай нам в каждом случае роскошный монумент!
К сожалению, в наших газетах патологическая страсть к словообразованию
встречается и по сей день, как вредный пережиток, причем и мы, по немецкой
методе, опускаем дефисы. Вот какие формы принимает это заболевание. Вместо
того, чтобы писать: "Мистер Сименс, секретарь окружного и районного судов,
приезжал вчера в город", мы на новый лад пишем: "Секретарь окружного и
районного судов Сименс приезжал вчера в город". Это не экономит нам ни
времени, ни чернил и вместе с тем звучит куда корявее.
У нас часто встретишь на страницах газет такого рода сообщения: "Миссис
товарищ прокурора окружного суда Джонсон возвращается на днях к началу
сезона в свою городскую резиденцию". Поистине, порочное титулование - оно не
только не экономит время и труд, но еще и приписывает миссис Джонсон
официальный чин, который она носить не вправе. Но эти робкие попытки наших
борзописцев бледнеют перед тяжеловесной и мрачной немецкой системой
нагромождать несуразные многоэтажные слова. Для примера приведу сообщение из
отдела городской хроники, напечатанное в маннгеймской газете.
"В третьегоднядвенадцатомчасу ночи в небезызвестномнашемугородутрактире
"Возчик" вспыхнул пожар. Когда огонь достиг аистомнаконькекрышисвитого
гнезда, оба аистородителя его покинули. Но как только в бушующем
океанепламени загорелось и самое гнездо, быстровернувшаяся аистихамать
ринулась в огонь и погибла, осеняя птенцов крылами".
Даже тяжеловесные немецкие обороты не в силах умалить величия этой
картины и, наоборот, выгодно оттеняют его. Заметка датирована прошлым
месяцем. Я не воспользовался ею раньше, так как ждал вестей об аистотце. Я
жду их и поныне.

"Альзо!" Если мне так и не удалось показать, что немецкий язык труден
для изучения, то это вышло вопреки и наперекор моим стараниям. Мне
рассказывали об американском студента, который на вопрос, каковы его успехи
в немецком, сказал, не обинуясь: "Какие там успехи! Я битых три месяца
корплю над грамматикой, а выучил всего-навсего одну фразу: "Цвей гляс" ("Два
стакана пива"). После минутного молчания он прибавил с чувством: "Но уж
ее-то я знаю".
Если мне также не удалось показать, что изучение немецкого способно
довести человека до исступления, то виновато в этом мое неумение - намерения