"Иван Трифонович Твардовский. Родина и чужбина " - читать интересную книгу автора

Тогда же, увидев нас с братом в слезах и муках - а мы, подходя к хате,
ревели в два голоса, бабушка встретила нас и домашними лекарствами облегчила
нашу беду.
Случай у веялки оставил на моей руке отметку на всю жизнь, запомнился
нам с братом навсегда. Не один раз мы вспоминали его. В последнюю нашу
встречу, в Москве, в 1965 году, когда мы были уже пожилыми людьми, Александр
Трифонович, взглянув на мою левую руку, сказал;
- Ну-ка, дай руку! - Коснулся моей кисти и вздохнул. И тихо - Наше
далекое детство. Загорье. Бабушка Зина. Зинаида Ильинична...

В поле, где пасли скотину, я носил брату завтрак. Чаще это были наши
смоленские ржаные лепешки, которые пеклись на сковороде из того же теста,
что готовилось для хлеба. К горячей лепешке прикладывался кусочек сала или
даже масла. Считалось, что такой завтрак хорош и сытен. Я охотно выполнял
свое поручение - нравилось бывать в компании брата и других
ребятишек-пастухов. Загорелые, босые, с выцветшими волосами, они
ответственно относились к делу. Брат Шура любил общаться со сверстниками, а
иногда даже и со старшими ребятами, что, между прочим, отцом и матерью
нашими не поощрялось. Однако при каждом удобном случае он нарушал этот
запрет.
Собравшись вместе, пастушата шумели, смеялись, рассказывали занятные
истории, показывали ловкость и силу. У парнишек было пастушеское снаряжение:
длинный кнут, самодельные рожки, трубы, в которые ребята безбожно громко
трубили на все лады - уж очень хотелось им походить во всем на взрослых
пастухов, в особенности - в игре на смоленском рожке.
Рожки недаром назывались смоленскими: играть так, как наш пастух, никто
ни в каких других местах не умел. Такой мелодичной, прекрасной была эта
музыка, что, бывало, если вдруг где-то заиграет пастуший рожок, человек
замирал и слушал затаив дыхание.
Обязательной частью пастушеского снаряжения был, конечно, кнут. Длинные
кнуты с маленькой рукояткой, с утолщением в начале назывались "пугой". Уж
очень сильно, просто оглушительно, умели хлопать такими кнутами пастухи.
Мальчонка с разбегу, отработанным жестом, быстро посылал кнутище-пугу
вперед, затем оттягивал назад. Тонкий конец кнута, рассекая воздух, делал
резкий хлопок. Звук этот раскатывался далеко по округе.
Когда я приносил лепешку, Шура клал ее на разостланную одежку, так же
делали все остальные, и братия с шумом и смехом разделяла трапезу. Потом
устраивались бои баранов, быков и даже коров. Схватки животных были опасны.
Отцы категорически запрещали это делать, но пастушата не в силах были
побороть искушение.
Проходило лето. Полевые заботы отступали, и мысли ребят уже обращались
к предстоящему ученью, к книжкам. Правда, Шура читал книжки и летом, но
меньше, конечно, чем осенью, зимой. Он и меня начал приобщать к чтению,
когда мне было лет шесть.
Первое знакомство со школой у братьев Шуры и Кости состоялось в 1919
году в Смоленске. Однако учиться им там не пришлось - школа перестала
существовать в том же году.
Время было трудное. Мечта отца - дать сыновьям образование в городе -
не осуществилась, и ребята продолжили учебу в селе Ляхове, что от нашего
хутора находилось в четырех-пяти верстах.