"Гарри Тертлдав. Молот и наковальня (Смутные времена #2, Видесский цикл)" - читать интересную книгу автора

только по праву рождения, но и по праву ума, - вставил Фраке. - Иначе Царь
Царей оставит тебе от империи такой малюсенький кусочек, каким не стоит и
править.
- Знаю, - сказал Маниакис. - Причем знаю лучше других. Сабрац был
могуч уже шесть лет назад, когда мы с отцом помогали ему вернуть трон. С
тех пор он стал еще сильнее. Надеюсь, я тоже.
- На все воля Фоса... - Пришел и черед Доменция пробормотать эти
слова.
- Но сейчас Сабрац меня не очень беспокоит, - продолжил Маниакис. -
Пока я не устранил Генесия, прямое столкновение с Царем Царей мне не
грозит. - Он покачал головой:
- Странно об этом говорить, но Генесий, помимо всего прочего, сейчас
служит буфером между Сабрацем и мной...
Расстегнув кожаный кошель на поясе, он покопался в нем и выудил
золотой с изображением Генесия. У нынешнего правителя Видессии было
треугольное лицо, широкое у лба и узкое у подбородка, длинный нос и
козлиная бородка. Во всяком случае, так он выглядел на монете. Маниакис
никогда не встречал человека, изображенного на этом кусочке золота, но
верил, что портрет отвечает действительности, - на золотых монетах,
отчеканенных при Ликинии, лицо было совсем другим.
- Он выглядит не так уж отвратно. - Маниакис позволил монете
скользнуть обратно в кошель. - По крайней мере, внешне. Если бы в его
голове имелась хоть одна извилина... - Он вздохнул. - Но ее там нет. Он
правит, опираясь на шпионов и убийц, а этого недостаточно. Люди боятся
его, ненавидят и не хотят исполнять его распоряжений, даже когда
конкретный приказ не так уж плох.
- Его следовало свергнуть давным-давно, - прорычал Фраке.
- Вне всякого сомнения, - отозвался Маниакис. - Но ведь не одни
солдаты радовались, увидев голову Ликиния на острие копья. Ликинии обложил
крестьян, торговцев и ремесленников непомерными налогами, заставив их
оплачивать свои войны, поэтому Генесий получил такую поддержку, которой
иначе ему было бы не видать, как своих ушей. А когда люди начали понимать,
что он собой представляет, он с такой жестокостью подавил первые несколько
мятежей, что заставил всякого дважды и трижды подумать, прежде чем
решиться на восстание.
- Кроме того, всякому понятно, что, когда видессийцы идут войной на
видессийцев, в выигрыше оказывается один Шарбараз, - добавил Доменций.
- Хотелось бы верить. - Маниакис поджал губы. - Надеюсь, люди
действительно думают так сейчас и будут думать впредь. Но как вы знаете, я
васпураканец по крови и отчасти по воспитанию, а потому иногда могу
взглянуть на Видессию со стороны. И с моей точки зрения, я не хочу задеть
вас, подавляющее большинство видессийцев сперва думают о себе, потом о
своей родне и своих единомышленниках, а уж совсем потом, если больше не о
чем думать, об империи.
- Видит Господь наш, благой и премудрый, как мне хотелось бы, чтобы
ты ошибался, величайший, - сказал Фраке, - но, боюсь, ты прав. Полтора
столетия назад императрица родила близнецов, двух сыновей, ни один из
которых не захотел признать себя младшим. Оба не мыслили себя без алых
сапог. И разразилась гражданская война, разорвавшая империю на части.
- Да они едва не угробили империю! - яростно проговорил Маниакис. -