"Илья Туричин. Весна сорок пятого (Роман) " - читать интересную книгу автора

начинать первому, потому что у деда был всего один топор. Дед прекратил
споры, одолжив у соседа другой. Но там, в Березове, это было удовольствие.
Устанешь - посидишь. А здесь, в лагере, надо было переколоть уйму дров, а
ефрейтор Егги не любил передышек, не любил остывать. И Петру приходилось
тянуться за ним. Часто подходили бывшие узники, хотели помочь.
Угрюмый ефрейтор цедил сквозь зубы:
- Никак нелься. Отдыхать, отдыхать...
Бывшие узники садились на колобашки, сочувственно смотрели на
ефрейтора и красноармейца, безостановочно как автоматы раскалывавших
колобашки на поленья, и только одобрительно покачивали головами - крепкие
люди, хорошая работа.
И исчезала из рук деревянность, приходило второе дыхание, как во
время представления после долгой трудной репетиции. Петр был артистом,
сыном артистов, бывшие узники становились для него зрителями, а дровяной
склад - маленьким манежем. И к концу работы он даже с удовольствием
чувствовал себя еще здоровее, еще крепче. Великое дело - кураж!
Старая сивая лошадь неторопливо развозила дрова по лагерю в телеге с
высоко поднятыми бортами. Только грузи да разгружай. Украдкой, когда никто
не видел, Петр обнимал шею лошади, прижимался щекой к ее морде, вдыхал
запах лошадиного пота.
И тотчас словно возвращался в цирк, к Мальве и Дублону, видел светлые
строгие глаза мамы, смеющиеся - отца, и с другой стороны к сивой лагерной
лошади подходил Павел, и вот-вот его руки соприкоснутся с руками брата.
Возле походных кухонь выстраивались очереди. День ото дня бывшие
узники становились шумливее, оживленнее, словно скалывалась с них
невидимая скорлупа настороженности, страха боли, страха смерти.
Многие требовали, чтобы их зачислили в Красную Армию и выдали оружие
сейчас же, немедленно. И не только советские люди, но и поляки, и чехи, и
французы, и даже антифашисты-немцы.
Но оружия никому не давали и в Красную Армию никого не зачисляли. В
лагере работала комиссия. Проверяли каждого: где родился, как жил, при
каких обстоятельствах попал в концентрационный лагерь? Проверяли и
перепроверяли. Подполковник Боровский осунулся и потемнел от бессонницы.
Петр несколько раз сталкивался с ним, приветствовал согласно уставу;
подполковник равнодушно отвечал и шел дальше, даже взгляда не остановив на
лице Петра. Не узнавал, что ли? Или забыл?
Петр собрался было уже напомнить о себе. Время шло, а он все колол
дрова да разносил пищу больным. А полк, наверно, уже отдохнул,
переформировался. Яковлев патроны получил, сапоги починили. Может, уже
двинулись вперед. Без него, без Петра! Может, даже взяли кого-нибудь
вместо него на довольствие. Нет, не такой человек гвардии сержант. Сам
генерал Зайцев разговаривает с ним уважительно. Яковлев генерала
подполковником помнит. Нет, никого не возьмет сержант на его место. Ждет,
наверно, тревожится. Надо напомнить о себе подполковнику, а то полк до
Берлина дойдет - не догонишь!
Но напомнить о себе не пришлось. Во время обеда к Петру подошел
лейтенант, тот самый, который определял его на кухню.
- Ну как, Лужин, настроение?
- Паршивое, товарищ лейтенант.
- Ну-у?..