"Илья Туричин. Братья (Роман) " - читать интересную книгу автора

Киндер снова завыл.
И только в этот миг Павел по-настоящему понял, что сейчас он уедет, на
самом деле уедет от мамы, от Петра, от Киндера... Они останутся здесь, будут
жить без него, а он - без них один, совершенно один в далекой чужой
Германии, которую и представить себе не мог, даже рассматривая ее на цветных
открытках у доктора Доппеля.
Лестница и вестибюль внизу начали терять очертания, становились
зыбкими. Сквозь набежавшие на глаза слезы он увидел, как шедший впереди
штурмбанфюрер Правее, не останавливаясь, обернулся и сказал Доппелю:
- Собака воет не к добру.
В голосе прозвучало плохо скрытое злорадство.
- К покойнику, а мы - уезжаем, - отпарировал Доппель.
Павел шмыгнул носом и поморгал ресницами. Предметы и люди обрели
четкость. Нет, он не заплачет. Хотя бы ради мамы, чтобы не терзать ее
сердце. И не доставлять удовольствия штурмбанфюреру. Мама хочет, чтобы они
думали, что он настоящий немец!.. Он взглянул на осторожно ступающую рядом
мать. Какая у нее прямая спина, независимо и гордо поднята голова, а бледное
лицо спокойно, словно высечено из мрамора.
Внизу, на середине вестибюля, расставив ноги в блестящих сапогах, стоял
офицер, начальник караула, и с удивлением вслушивался в вой Киндера.
Спустились вниз. Остановились у входной двери.
- Все будет хорошо, Гертруда, - сказал Доппель. - Ждем писем.
- И я буду ждать, - ровным голосом произнесла мама.
А Петр спросил:
- А мне можно будет приехать к Паулю в Берлин? Я тоже никогда не бывал
в Берлине.
Ай да Петька! Доппель улыбнулся:
- Полагаю, можно. И очень скоро. Война подходит к концу, - сказал он
назидательно, - Москва, отрезанная от угля, железа и хлеба, умрет
естественной смертью. Поцелуй маму, Пауль. Из-за тебя мы опоздали почти на
два часа.
Павел обнял мать, и она вдруг показалась ему маленькой, хрупкой и
беззащитной. Он шепнул ей по-русски:
- Я тебя очень люблю, мама.
А Петру сказал:
- Ты теперь у мамы за двоих.
И Петр понял его.
И когда Павел вместе с Доппелем вышел из гостиницы - остальных не
выпустили автоматчики, - и когда садился в машину, и заурчал мотор, и машина
тронулась, время как бы остановилось, сжалось в одно горькое мгновение. А в
ушах непрерывно звучал вой Киндера. И потом, когда выехали за шлагбаум на
мосту и помчались по шоссе, Павел слышал тоскливый голос своего мохнатого
друга. Вой словно завяз в ушах.
...Доппель открыл глаза, взглянул на серую реку шоссе, стремительно
текущую под машину. Впереди показалась деревня. Справа и слева от дороги
стояли на пепелище кирпичные печи с длинными вытянутыми к небу шеями труб.
Будто села на землю стая больших нелепых птиц. И ни живой души вокруг.
Запахло гарью.
Доппель поежился, приказал шоферу:
- Поднажмите, Фишман. Надо засветло доехать до города.