"Иван Сергеевич Тургенев. Конец Чертопханова (Из цикла "Записки охотника")" - читать интересную книгу автора

- А какой у вас конь богатейший! - поспешил прибавить дьякон. - Вот уж
точно можно чести приписать. Истинно: вы муж ума чудного, просто аки лев! -
Отец дьякон славился красноречием, чем сильно досаждал отцу попу, которому
дар слова присущ не был: даже водка не развязывала ему язык. - Одного
живота, по навету злых людей, лишились, - продолжал дьякон, - и, нимало не
унывая, а, напротив, более надеясь на Божественный промысел, приобрели себе
другого, нисколько не худшего, а почитай даже что и лучшего... потому...
- Что ты врешь? - сумрачно перебил Чертопханов, - какой такой другой
конь? Это тот же самый; это Малек-Адель... Я его отыскал. Болтает зря...
- Э! э! э! э! - промолвил с расстановкой, как бы с оттяжкой, дьякон,
играя перстами в бороде и озирая Чертопханова своими светлыми жадными
глазами. - Как же так, господин? Коня-то вашего, дай Бог памяти, в минувшем
году недельки две после Покрова украли, а теперь у нас ноябрь на исходе.
- Ну да, что же из этого?
Дьякон все продолжал играть перстами в бороде.
- Значит, с лишком год с тех пор протек, а конь ваш, как тогда был
серый в яблоках, так и теперь; даже словно темнее стал. Как же так? Серые-то
лошади в один год много белеют.
Чертопханов дрогнул... словно кто рогатиной толкнул его против сердца.
И в самом деле: серая масть-то ведь меняется! Как ему такая простая мысль до
сих пор в голову не пришла?
- Пучок анафемский! отвяжись! - гаркнул он вдруг, бешено сверкнув
глазами, и мгновенно скрылся из виду у изумленного дьякона.
- Ну! все кончено!
Вот когда действительно все кончено, все лопнуло, последняя карта
убита! Все разом рухнуло от одного этого слова: "белеют"!
Серые лошади белеют!
Скачи, скачи, проклятый! Не ускачешь от этого слова!
Чертопханов примчался домой и опять заперся на ключ.


XII

Что эта дрянная кляча не Малек-Адель, что между ею и Малек-Аделем не
существовало ни малейшего сходства, что всякий мало-мальски путный человек
должен был с первого разу это увидеть, что он, Пантелей Чертопханов, самым
пошлым образом обманулся - нет! что он нарочно, преднамеренно надул самого
себя, напустил на себя этот туман, - во всем этом теперь уже не оставалось
ни малейшего сомнения! Чертопханов ходил взад и вперед по комнате,
одинаковым образом поворачиваясь на пятках у каждой стены, как зверь в
клетке. Самолюбие его страдало невыносимо; но не одна боль уязвленного
самолюбия терзала его: отчаяние овладело им, злоба душила его, жажда мести в
нем загоралась. Но против кого? Кому отметить? Жиду, Яффу, Маше, дьякону,
вору казаку, всем соседям, всему свету, самому себе наконец? Ум в нем
мешался. Последняя карта убита! (Это сравнение ему нравилось.) И он опять
ничтожнейший, презреннейший из людей, общее посмешище, шут гороховый,
зарезанный дурак, предмет насмешки - для дьякона!! Он воображал, он ясно
представлял себе, как этот мерзкий пучок станет рассказывать про серую
лошадь, про глупого барина... О, проклятие!! Напрасно Чертопханов старался
унять расходившуюся желчь; напрасно он пытался уверить себя, что эта...