"Юрий Тупицын. Эффект серфинга (Авт.сб. "В дебрях Даль-Гея")" - читать интересную книгу автора

Всеволод не приемлет органически, а ведь операция, задуманная Лобовым, по
большому счету - авантюра. Авантюра красивая, впечатляющая, сулящая
крупное открытие в случае успеха, но все-таки авантюра! Собственно, и кафе
космонавтов Иван выбрал для встречи со Онегиным по тем же самым авантюрным
соображениям. Он не без оснований надеялся, что в его специфической
обстановке бывший лихой командир патрульного корабля Всеволод Снегин
непременно размякнет от воспоминаний и реминисценций. И хоть немного, да
поглупеет! А это - лишний шанс на успех.
Лобов явился в кафе космонавтов заблаговременно - минут за двадцать до
назначенного часа. Облюбовав один из белых столиков, Иван прошелся по
автоматическим прилавкам, тянувшимся по внутреннему периметру кафе. Он
набрал на каталку фруктов, уделив главное внимание винограду с крупными, с
грецкий орех величиной, ягодами. Взял и орешков - колотых диких фисташек с
зеленовато-фиолетовой кожицей. Положил дюжину крохотных, с ладошку
младенца величиной сандвичей с самой разной натуральной снедью, не
особенно приглядываясь к тому, что это за снедь. Ко всему этому он добавил
сифон фирменного темного тоника под наименованием "Шепот звезд". Он
никогда еще не пил его прежде и теперь решил попробовать, что это такое.
Тоников было великое множество, стандартов - никаких, и каждое кафе, во
главе которых почти всегда стояли ушедшие на покой старики-космонавты -
"деды", изощрялось на свой лад и вкус, стараясь перещеголять других.
Сервировав столик, Лобов отправил послушную каталку на ее
запрограммированное возле автоматических прилавков место и осмотрелся. В
центре зала кипел и плескался фонтан, его разновысокие пенные струи были
подкрашены мягкой подсветкой акварельных тонов. Вокруг фонтана под как бы
отдаленные каплеструйные музыкальные аккорды в плавном танце скользило
десятка полтора пар. Чем дольше следил Иван за танцующими, тем более ему
чудилось, что этот сдержанный ласковый танец похож на древний славянский
хоровод, который водили его предки поздним летом перед сбором хлеба в
честь доброго, но капризного бога Солнца - Костромы.
Снегина Иван заметил сразу же, как только он появился в его поле зрения
- в толпе танцующих. Высокий, сереброголовый, в белом костюме, оттенявшем
бронзовый загар лица, шеи и кистей рук и подчеркивавшем синеву глаз,
Снегин был красив. По-мужски красив. Одинаково хорош что для картины, что
для скульптуры. И молодая женщина, с которой танцевал Всеволод, была
картинно красива: смуглянка с точеной фигурой и мягким, будто полированным
лицом африканского типа. Она была одета в форменный костюм космонавтов -
голубой с белым кантом, но Иван не мог отделаться от впечатления, что
смуглянка - и не космонавтка вовсе, а актриса. Поэтому вся эта сцена у
фонтана невольно представлялась ему фрагментом из пьесы, в которой
Всеволод Снегин уверенно играл главную роль. Судя по манере общения во
время танца, Всеволод вряд ли знал эту дочь знойной Африки прежде, до этой
встречи. Просто увидел - и не мог удержаться от того, чтобы, предваряя
встречу с Иваном, не пройтись в танце с этой красавицей. В этом был весь
Снегин! Импульсивный и порывистый, несмотря на рассудочную мощь своего
интеллекта, холодноватый, но страстный в этой холодности поклонник всего
прекрасного, а уж женской красоты - в особенности. Недаром же в юности он
был удостоен прозвища Гранд!
Разглядывая такие разные и все-таки странно схожие манерой улыбаться,
поглядывать друг на друга и на весь остальной мир лица танцующей пары: