"Юрий Тупицын. Тайна инженера Грейвса (Авт.сб. "Инопланетянин")" - читать интересную книгу автора

проговорил он.
- Совершенно верно! - охотно подтвердил Шербье. - Цивилизация - понятие
всеобъемлющее и многогранное. У любой цивилизации есть свои полюсы, свои
святые и грешники, свои боги и дьяволы. Смена одних другими столь же
неизбежна, как смена времен года. Гитлер - дьявол, что из того? Но я
должен заметить, что Гитлер делал различие между неграми, евреями,
славянами и истинными европейцами.
Разглядывая самодовольное розовощекое лицо Шербье, Хойл неожиданно для
самого себя сказал:
- Никогда бы не подумал, что вы научный работник, Марсель. Вы похожи на
добропорядочного буржуа, стригущего купоны с папашиного наследства, но
никак не на ученого, занятого поисками истины.
Шербье благодушно взглянул на журналиста.
- Хотите меня задеть? Напрасно! Я страшно толстокожий, когда дело
касается мелочей жизни. Легче носорога убить зубочисткой, чем обидеть меня
таким образом. К тому же, - Шербье доверительно понизил голос, - я и сам
не считаю себя настоящим ученым, денно и нощно трудящимся в поте лица
своего ради высоких и туманных идеалов. Я прагматик и скромный научный
подмастерье. Это в благословенном девятнадцатом веке наука была делом
священным и трепетным, доступным лишь избранным и посвященным! Ныне же
адепты не в моде. - Шербье скорчил пренебрежительную гримасу. - Это такой
же архаизм, как повозка, запряженная лошадью. Наука из священнослужения
стала деловым предприятием, прочно срослась и с производством, и с
капиталом. В науке есть свои организаторы и функционеры, свои аристократы,
которым дозволено парить в заоблачных высях, не глядя на грешную землю, и
свои чернорабочие, негры, как их иногда называют, которые по-настоящему-то
и грызут зубами гранит неведомого. В этой иерархии я занимаю среднюю
ступеньку и весьма ею доволен: я избавлен от хлопот небожителей и от
каторжного труда чернорабочих. Золотая середина мила мне своей
уступчивостью и определенностью.
С интересом разглядывая это весомое порождение науки
атомно-кибернетического века, Хойл заметил:
- Однако же Вильям Грейвс не жаловал людей посредственных.
Шербье высоко поднял свои едва намеченные брови, так он изображал
удивление, но физиономия его по-прежнему светилась не удивлением, а
довольством.
- А кто вам сказал, что я посредственность? Для меня мыслить
алгоритмами столь же естественно, как музыканту - нотами. Ну, а на
фортране я изъясняюсь если не столь же легко, как по-французски, то уж
наверняка лучше, чем по-английски. Должен сказать, - в голосе Марселя
послышались нотки самодовольства, - капризный Вильям весьма и весьма ценил
мой талант.
Рене только улыбнулся:
- Такое отношение требует откровенности, не правда ли?
Шербье погрозил ему пальцем:
- Вы все туда же? Нет, мой дорогой журналист, когда речь идет о деле
Грейвса, я становлюсь нем как рыба.
- Но ведь есть и поющие рыбы, на Укаяли, в верховьях Амазонки. Почему
бы вам ненадолго не превратиться в популярного шансонье и не спеть мне о
Вильяме Грейвсе?