"Еран Тунстрем. Сияние (Роман) " - читать интересную книгу автора

закончиться полным фиаско.

* Абрасакс, или Абраксас, - божество и персонификация неизреченного
высшего сущего, в особенности у гностиков.

Бывает ведь, что в глазах живых те, чья жизнь была коротка, окружены
сиянием. Но те, кто умирает в пятьдесят? Исландским некрологам присуща
трогательная беспомощность, и, по-моему, кое-кто из отцовских друзей
стремился побороть ее, составляя посмертное слово о нем, а именно утверждая,
что он пылал любовью к треске, пикше и сайде. Что он прямо-таки нес эту
любовь в своих исконно исландских генах. Не это ли наполнило сиянием его
некролог?
На третьей из моих детских фотографий - он поднимает меня высоко в
воздух, словно трофей, - я вижу, как он весь светится. Как долго мы
светимся?

* * *

Отец был знаменитостью.
Когда он говорил, его внимательно слушала вся наша страна, потому что
он читал по радио сводки из рыбного порта. Он работал на радио, готовил
различные программы, в основном о рыбе, так что всю жизнь меня окружали
треска, пикша и сайда, а потом и другая, менее симпатичная рыба.
Знаменитостью отец был всегда, ведь случилось так, что он стал первым
ребенком, который родился на свет после провозглашения Независимости. Все
документально подтверждено: и первый его крик, и отрыжка на плече у матери,
и первые нетвердые шаги. Стоит ли удивляться, что он частенько называл себя
пожизненным узником Независимости.
В тот день, с которого я собираюсь начать рассказ, я, как обычно, сидел
в кресле под отцовской скрипкой и разглядывал Священный Футбольный Мяч на
его стеклянной подставке. Чуть сморщенный, он никогда не бывал в игре,
потому что чересчур длинные отцовские ноги для этого не годились. На улице
лил дождь, капли барабанили по стеклу. Если долго смотришь на дождинки, в
конце концов становишься тихим и сонным. Во всяком случае, когда тебе всего
четыре-пять лет от роду и ты часто сидишь один, в тишине. Один, в тишине и
молчанье. Ведь отцу нужен покой.
Даже когда его нет дома.
В простоте душевной я думал тогда, что, притихнув в его кресле, дарю
отцу спокойствие, даже если он где-нибудь на Огненной Земле. Правда, там он
бывал редко. А вот в Боргарнесе и Дьюпивогюре - часто, наш рыбный
корреспондент, одна нога здесь, другая там. В Акюрейри и Арнарстапи. Влекла
его туда пикша. Треска и сайда. А равно и та или иная дама.
Я сосал большой палец и слушал радио. Час за часом, притихший в
ожидании голоса отца. Последние известия, прогнозы погоды, детские передачи,
музыкальные концерты. Я становился образованным молодым человеком - с
пальцем во рту и игрушечным медвежонком на коленях. Няньки мне не
требовалось. Я одевался, ел завтраки, обеды и ужины, которые каким-то
таинственным образом всегда появлялись на столе. Вдобавок у меня были
аквариумы. Ночью, когда радио умолкало, за мной присматривали гуппи и
плотички. Плавали взад-вперед, взад-вперед, оберегая мою жизнь.