"Эрнест Цветков. Мастер самопознания (тренинг управления судьбой) " - читать интересную книгу автора

опасные или рискованные ситуации, в которых когда-то оказывался, и в
какой-то степени воспроизвожу реакции, испытанные мною тогда. Однако по мере
более тонкого сравнения подобных сопоставлений ко мне приходит постепенное
понимание того, что наши опыты переживаний оказываются качественно
различными.
К примеру, я достаточно отчетливо могу воспроизвести ощущение полета.
По мере того как самолет набирал высоту и я наблюдал в иллюминатор за
удаляющейся землей, во мне нарастало тихое чувство сомнения в безопасности
того, что мне предстоит сделать. Сердцебиение несколько участилось, и во рту
я ощутил сухость. Вскоре, однако, зазвенел сигнальный звонок. Мне предстояло
прыгать первым, и инструктор уже сделал жест по направлению к открытой
дверце. Стараясь казаться спокойным, я подошел к зияющей дыре, куда мне
через несколько секунд предстояло вывалиться с парашютом. Было прохладно,
пасмурно. Сквозь сероватую пелену далеко внизу виднелась земля,
разлинованная зелеными квадратиками лужаек, ниточками дорог и спичечными
коробками домов, - высота почти километр. Я выглянул в открытую дверцу
самолета, и в этот момент меня охватило ощущение одиночества. Оно длилось
всего лишь миг, потому что в следующую секунду надо было уже прыгать. Но
этот миг был заполнен до предела. Одиночество новой волной накатило на меня,
оттуда, из открывшейся подо мной и передо мной пропасти. Естественно, я не
мог тогда сформулировать все свои мысли, да я и не мыслил - я переживал. И
когда резковатый окрик инструктора "Пошел!" вонзился в мое ухо, то почти
сразу же я ощутил холодный порыв ветра и промелькнувший борт самолета в
опрокинувшемся небе. Затем хлопающий звук раскрывшегося парашюта резко
дернул меня, и теперь я уже плавно летел в подвешенном состоянии.
Вначале, когда меня спрашивали о моих ощущениях, я рассказывал о
чувстве страха на пороге открытого люка. Однако история с пациентом,
состояние которого я не мог понять, заставила меня еще раз вспомнить о своем
прыжке, и теперь я уже осознаю, почему мое восприятие оказалось неадекватным
его описанию. Дело в том, что каждый из нас пережил разный опыт. Внезапно я
обнаружил, что начал понимать нечто ценное для себя - страх, как и любой
другой аффект, нельзя почувствовать, его нельзя ощутить, его можно только
пережить. Возвращаясь к своему небольшому приключению, я обнаружил, что
испытанное мною тогда переживание в пиковый момент не являлось переживанием
страха. Это было переживание одиночества. Быть может, то же самое испытывает
и младенец, появляющийся на свет? Салон самолета мог легко ассоциироваться с
материнской утробой, где чувствуешь себя в полной безопасности и знаешь, что
о твоем существовании заботятся. Но по мере того, как самолет приближается к
определенной высоте, нарастает внутренняя тревожность - так же как она
нарастает в эмоциональной жизни плода, который предчувствует, что вскоре ему
придется покинуть это теплое и уютное место. Звонок, приглашающий к прыжку,
символически связывается с сигналом, возвещающим о приближении родовых
схваток, и, наконец, необходимость прыгать в пустоту может напомнить о
другой необходимости, пережитой нами когда-то в момент рождения, - раскрытый
люк и простирающееся за ним чужое пространство, куда мы вынуждены выскочить.
...Я напрягаю мышцы, тяжело отталкиваюсь, и в следующий миг пуповина
троса, на котором крепился мой парашют, оказывается оторванной от меня, а я
в полном одиночестве погружаюсь в новый мир, где моя безопасность зависит
теперь исключительно от того, насколько правильно я в нем сориентируюсь.
Впрочем, своими ассоциациями я не поделился с пациентом, но проведенный