"Стефан Цвейг. Воспоминания об Эмиле Верхарне" - читать интересную книгу автора

бюстом поэта. Работа подвигалась успешно и сегодня должна была закончиться;
и вот все трое самым радушным образом пригласили меня присутствовать при ее
завершении.
Я прямо-таки ниспослан ему судьбой, заявил Ван дер Стаппен, ему так
необходим человек, который занимал бы беседой чересчур беспокойного
Верхарна, пока тот позирует. Это избавит поэта от слишком быстрого утомления
и оживит черты его лица. Я должен был рассказывать Верхарну о своих
замыслах, о Вене и Бельгии, о чем угодно, лишь бы не прекращать свой рассказ
до тех пор, пока скульптура не будет закончена, а потом мы вместе
отпразднуем ее завершение. Надо ли говорить, как я был счастлив, что мне
довелось видеть работу великого мастера над скульптурой великого человека?
Работа началась. Сперва Ван дер Стаппен на минутку вышел. А когда
вернулся, на нем уже не было его изящного сюртука, вместе с которым исчезла
и некоторая полнота, придававшая скульптору удивительное сходство с
президентом Фальером. Перед нами стоял простой рабочий в белой блузе с
высоко засученными рукавами на мускулистых, как у мясника, руках. С лица его
сошло выражение добродушной веселости, присущее буржуа; подобно лику
бога-кузнеца Вулкана, оно пылало жаром вдохновенья, когда, волнуясь и спеша
скорее приняться за работу, он быстро повел нас в мастерскую - в ту большую
светлую комнату, где я уже беседовал с ним перед обедом. Сейчас населявшие
ее статуи казались серьезнее, и белые мраморные фигуры походили в своем
безмолвии на окаменевшие раздумья. Впереди всех, на высоком цоколе, стояла
какая-то закутанная в мокрый холст бесформенная глыба. Ван дер Стаппен снял
с глины влажные тряпки, и нашим взорам предстала голова Верхарна, своими
резкими чертами и угловатыми формами уже вполне похожая на поэта, но все еще
какая-то чужая, словно вылепленная по памяти.
Ван дер Стаппен подошел поближе к скульптуре и несколько минут стоял,
переводя взгляд с бюста на Верхарна. Потом решительно отступил назад, взгляд
его стал твердым, мускулы напряглись. Работа началась.
Гете сказал однажды Цельтеру, что великое произведение искусства нельзя
постигнуть вполне, если не довелось видеть, как оно создавалось. И я думаю,
что человеческое лицо также нельзя понять с первого взгляда. Нужно наблюдать
его либо в процессе развития, прослеживая, как оно изменялось с возрастом,
либо когда оно уже начинает стариться. Или надо видеть его воспроизведение в
искусстве, когда уже сложившиеся формы вновь разлагаются на свои составные
части и пропорции и мы имеем возможность наблюдать как бы вторичное
развитие, воссоздание его линия за линией, черта за чертой.
За два часа, проведенные в мастерской Ван дер Стаппена, образ Верхарна
глубоко врезался в мою душу и стал мне так близок, словно я сам его создал
из собственной плоти и крови. Встречаясь впоследствии с поэтом сотни и сотни
раз, я сейчас вижу его лишь таким, каким он был тогда, пятнадцать лет назад,
в часы, полные творческого вдохновения: высокий лоб, на котором злое время
уже прорезало семь глубоких борозд, и над ним тяжелая копна ржаво-рыжих
кудрей. Мужественное, с резкими чертами лицо, плотно обтянутое смуглой,
словно выдубленной ветром кожей; упрямо и резко выдающийся подбородок,
свирепые, грозно свисающие, как у древнегалльского полководца
Верцингеторикса, усы, тонкие губы в складках трагической меланхолии. Но это
суровое, мужественное лицо чудесно смягчалось ясным взором стальных, цвета
морской воды глаз, открыто и жадно устремленных вперед, к свету познания, и
радостно сияющих отражением этого света! Нервозность этого человека была